Вестники времен: Вестники времен. Дороги старушки Европы. Рождение апокрифа - стр. 65
– Правильно, нет у нас денег! – докончил за него Гунтер, круто развернулся, показывая, что не намерен больше беседовать с простолюдином, поднял с земли автомат, подошел к сэру Мишелю, все еще сидевшему в вонючей луже, и протянул ему руку.
– Вставай, сэр, пошли отсюда.
Рыцарь смотрел со злостью, тяжело дыша от обиды, руку оттолкнул и поднялся сам.
– Я из-за твоей паршивой железяки в огонь лез, а ты… – Он шмыгнул носом и резко вытер его тыльной стороной ладони снизу вверх. – Не нужен мне такой оруженосец. Да с такими приятелями. Иди вот к нему, уголья таскай для котлов…
Гунтер пожевал губами, сдержал почти неодолимое желание двинуть сэру Мишелю по перемазанной сажей и помоями физиономии и просто вздохнул.
– Дурак ты, – сказал он. – А еще рыцарь. Пойдем, в лесу переночуем.
Гунтер по-военному резко развернулся в сторону дороги и зашагал, не оборачиваясь. Сэр Мишель постоял, машинально приглаживая слипшиеся волосы, махнул рукой да и потопал за «германским рыцарем и бароном». Нагнав, пристроился рядышком, пытаясь попасть в ногу.
Молчал долго, сосредоточенно сопя, покуда не вышли к границе леса, темной стеной вставшего на пути, по обе стороны Алансонского тракта. Тут только сэр Мишель дернул Гунтера за рукав и хмуро выговорил:
– Ладно, оставайся. Не буду тебя из оруженосцев гнать. А ведь шлем в сарае остался… Жалко, хороший был, пускай и без забрала.
Прежде Гунтер был уверен – климат Нормандии да и вообще северной Франции исключительно мягок. Летом здесь должно быть тепло. Даже ночью. Теория теорией, но истинное положение вещей оказалось прямой противоположностью старым домыслам. Августовская ночь оказалась прохладной, точнее просто холодной, легкий, почти незаметный ветерок пробирал, однако до костей, а комары (совершенно такие же мерзкие, как и семь столетий спустя) спать не давали напрочь. Промучившись до времени, когда небо на востоке начало светлеть и в лесу стало возможно ходить без риска выколоть себе глаз веткой или свалиться в яму, Гунтер поднялся, дрожа от холода, набрал влажного от росы хвороста, утоптал место для костра и, воспользовавшись своей зажигалкой, разжег сильно дымящий, но согревший его костер. Привычный к ночевкам под открытым небом сэр Мишель спал беспробудным сном, забившись под корни вывороченного бурей большого дерева. Гунтер согревался то от костра, то ломая новые порции топлива. Наконец, натаскав к костру достаточное количество веток, способных поддерживать огонь не менее получаса, германец уселся поразмыслить. Благо было о чем.
«Значит так, разложим все по полочкам. Денек был насыщенный, памятный. Сутки с вылета с аэродрома под Бланжи-сюр-Брель прошли – сейчас уже половина пятого утра на часах. Бог-то с ним, с перемещением в прошлое – привык, притерпелся и почти приспособился. И, что характерно, не воспринимаю теперь случившееся как свою болезнь или заблуждение: вокруг в действительности эпоха крестовых походов и до ближайшего телефона на самом деле добираться лет семьсот. Не проживу столько. Сомнений, однако, хоть пруд пруди: всю жизнь пребывал в уверенности, что силы потусторонние, если даже существуют, то находятся очень далеко да в дела людские предпочитают не влезать. А тут – на тебе! – является лично Князь Тьмы,
<его не бывает