Вестник - стр. 6
А вот Мэтти Предупреждений никогда не получал. Он вновь и вновь входил в Лес, бродил по его тропинкам, разговаривал с его обитателями. Он понимал, что Лес почему-то выделил его. С первого раза, когда он совсем маленьким ушел из дома, где с ним жестоко обращались, и стал ходить по Лесу, прошло много лет – шесть, если быть точным.
– Я туда никогда не пойду, – твердо сказал Рамон. – Теперь-то уж точно, когда я увидел, что он сделал с Собирателем.
– Ну, тебе и не надо туда идти, – заметил Мэтти. – Ты родился в Деревне. Это случается только с теми, кто пытается вернуться туда, откуда они ушли.
– То есть с такими, как ты?
– С такими, как я, только я осторожен.
– Не буду даже и пробовать. Может, здесь порыбачим? – спросил Рамон, чтобы сменить тему. – Я дальше не пойду. Что-то я стал уставать в последнее время.
Они неторопливо подошли к реке, обогнув кукурузное поле, и вышли на заросший травой берег, где часто рыбачили вместе.
– В прошлый раз мы тут много поймали. Мама сделала рыбу на обед, но ее было так много, что я доедал ее, когда играл в «Игровую машину» после еды.
Опять «Игровая машина»! Рамон так часто о ней говорит. А может, ему больше подойдет имя Выпендрежник, подумал Мэтти. Или Бахвал. Ему уже надоело слушать про «Игровую машину». Впрочем, он немного завидовал.
– Давай тут, – сказал Мэтти.
Он сполз по скользкому берегу к тому месту, где из воды выступал валун, достаточно большой, чтобы стоять на нем. Оба мальчика взобрались на огромный камень и устроились на его вершине, готовя снасти, чтобы забросить их и поймать лосося.
За их спинами продолжалась тихая и мирная повседневная жизнь Деревни. Этим утром похоронили Собирателя. На пороге своего дома его вдова укачивала младенца, а ребенок постарше играл у ее ног. Ее утешали женщины, которые с вязанием и вышивкой сидели рядом и говорили только о хорошем.
В школе учитель по имени Ментор мягко поучал непослушного мальчика восьми лет по имени Гэйб, который слишком много играл и слишком мало учился, и поэтому ему требовалась помощь. Дочь Ментора Джин продавала цветы и свежеиспеченный хлеб за своим прилавком на рынке, одновременно заигрывая с проходившими мимо неловкими серьезными мальчиками и смеясь над ними.
Слепой шел по деревенским проулкам, прислушиваясь к местным жителям, оценивая состояние каждого из встреченных. Каждый столб изгороди, каждый перекресток, каждый голос, каждый запах и каждая тень были ему знакомы. Если что-то было не так, он старался это исправить.
Из окна своего дома высокий молодой человек, которого все звали Вождь, смотрел на мирную и веселую жизнь Деревни, на любимый им народ, который избрал его своим правителем и защитником. Он пришел сюда мальчиком, с огромным трудом найдя дорогу. В Музее, в стеклянной витрине, хранились остатки сломанных санок. На табличке рядом было написано, что именно с ними Вождь пришел в Деревню. В Музее хранилось много таких реликвий, потому что у всех, кто не родился в Деревне, была своя история о том, как они оказались здесь. Была здесь рассказана и история Видящего: о том, как его, полумертвого, вынесли с того места, где враги оставили его с вырванными глазами, лишив на родине всякого будущего.
В витринах Музея были выставлены сапоги и посохи, велосипеды и кресло-каталка. Но именно эти выкрашенные красным санки почему-то стали символом отваги и надежды. Вождь был молод, он воплощал в себе эти качества. Он никогда не хотел вернуться назад. Теперь это был его дом, его народ. Как всегда по вечерам, он стоял у окна и смотрел. Его глаза были пронзительно-голубого цвета.