Вестник - стр. 39

Каждый раз под утро пациент дезертировал из сна в кому, теряя пульс и давление; его в спешке подключали к аппаратам и ждали, когда минует загадочный приступ. К обеду ситуация в корне менялась: Райн приходил в себя, но оживлялся лишь ради обсуждения собственной выписки. Его речь всегда была связной, он мгновенно заучил имена персонала, но общением не злоупотреблял. Вытянуть из него хотя бы слово было одинаково нелегко и полицейским, и докторам.

Кранц постоял, разглядывая показатели на мониторе. Поманил медсестру. Девушка подала ему карту, надеясь, что доктор скажет что-нибудь утешительное (например, «мы переводим его в другое отделение»); но врач лишь устало перечитал записи и осел на стоявший рядом с кроватью табурет.

– Не спускайте с него глаз, – наконец шепотом распорядился он. – Если что – зовите. У дверей поставили полицейского, но вы тоже не зевайте. Да не зевайте же вы… – шикнул он. – С любыми изменениями немедленно ко мне.

– Хорошо, доктор Кранц.

– Я буду в ординаторской.

Врач еще несколько минут просидел неподвижно, шаря подслеповатым от усталости взглядом по цифрам на графике. Цифры молчали.

То, что творилось с Райном, ставило его в тупик. Коллеги предположили наличие психического недуга, но пока это не спешили обсуждать всерьез. После стремительной ремиссии состояние пациента то и дело ухудшалось, он апатично отказывался от всего, кроме сна. Как будто решил заживо похоронить себя в собственном теле. Не было объяснения и его седине: даже самый жестокий шок не заставит побелеть за неделю – на это нужны месяцы. Единственное, что приходило на ум: дело было не в недавних травмах, и даже не в том, что кто-то покушался на жизнь Райна; всё началось гораздо раньше, задолго до инцидента в Астоуне. Но, увы, установить, каково было душевное состояние пациента до приезда в Англию, Кранц не смог: в сведениях, которые он получил из клиники в Брисбене, не было нужной информации. Джулия Грант развела руками, с отцом Райна связаться так и не удалось.

Когда обнаружились проблемы с памятью, Алекса начал навещать психиатр. Но каждый раз, выходя из его палаты, тот лишь пожимал плечами. Никому не удавалось подловить Райна на симуляции, хотя именно на этом – по своим причинам – настаивала полиция. В конечном счете, заключения сводились к общим фразам о депрессии и посттравматическом шоке. Возможно, это была вся правда, но что-то во взгляде пациента пугало Кранца не меньше, чем медсестер.

Врач задумчиво покачал головой:

– Если проснется, зовите.

Он не стал оглядываться на пороге, хотя едкое чувство, что Райн смотрит ему вслед, невольно ударило в затылок. Однако сегодня Кранц беспокоился зря.

* * *

– Мое мнение тебе известно! Я не стану этого делать! – Он стоял, возвышаясь над ней, словно ощерившийся зверь. Она смотрела снизу вверх и улыбалась. – Элинор, хватит!

Девушка насмешливо кивнула главному наследнику рода Чесбери – главному до недавнего времени. И он понял, что проиграл, на сей раз окончательно.

– Дорогой мой, ты не можешь просто уйти. Ведь ты этого не хочешь.

Он силился возразить, но протест спекся, как стаявшая плитка шоколада. Он отвел глаза и вздрогнул, наткнувшись на затравленный взгляд Виктории. Элинор заметила и это. Ее улыбка стала явственней:

– Что ж, тогда предлагаю закрыть тему.