Вести ниоткуда, или Эпоха спокойствия - стр. 25

Все это множество зданий, так неожиданно сменившее зеленые поля, поражало своим размахом и дышало таким полнокровием жизни, что я пришел в неописуемый восторг и буквально захлебывался от радости. Мой друг, казалось, понимал меня и посматривал на меня ласково, с сочувственным интересом. Вскоре мы очутились среди многочисленных повозок, в которых сидели благообразные, цветущие на вид мужчины и женщины с детьми – все в ярких одеждах. Я решил, что это рыночные повозки, так как они были полны сельскими продуктами, весьма соблазнительными на вид.

– Излишне спрашивать вас, рынок ли это? – заметил я. – Вижу и сам. Но почему здесь такой роскошный рынок и что это за чудесное здание? И еще вон то, другое, на южной стороне дороги?

– А это всего-навсего наш хэммерсмитский рынок, – сказал он. – Я рад, что он вам так нравится, мы действительно гордимся им. В здании, которое вас заинтересовало, зимой происходят собрания, летом же мы предпочитаем собираться в полях у реки напротив Барн Элме. Здание справа – наш театр. Надеюсь, он вам нравится?

– Только идиоту он мог бы не понравиться, – ответил я.

Мой друг слегка покраснел от удовольствия.

– Я очень рад, – сказал он, – потому что тоже приложил руку к этому зданию. Я работал над главной дверью – она сделана из чеканной бронзы. Может быть, мы осмотрим ее позже, среди дня, а теперь нам надо торопиться. Что касается рынка, то сегодня день не базарный, поэтому лучше приехать сюда в другой раз: тогда мы увидим больше народа.

Я поблагодарил его и спросил:

– Неужели все это простые крестьяне и крестьянки? Какие прелестные девушки попадаются среди них!

В эту минуту взгляд мой упал на высокую темноволосую молодую женщину с удивительно белой кожей, одетую, как бы в честь лета и жаркого дня, в красивое легкое светло-зеленое платье. Она приветливо улыбнулась мне и еще приветливее, как мне показалось, Дику.

Я помолчал и потом продолжал:

– Я спрашиваю, потому что не вижу людей, похожих на крестьян, которых я ожидал увидеть на рынке. Я хочу сказать, что не вижу здесь торгующих людей.

– Не понимаю, – ответил он, – каких, собственно, людей вы ожидали увидеть и что вы подразумеваете под словом «крестьяне». Это все соседи, живущие в долине Темзы. На наших островах есть места, где климат суровее и дождливее, чем здесь. У тамошних жителей более грубая одежда, и сами они сложены крепче, и лица у них более обветренные. Но многим такие лица нравятся больше наших. Говорят, в них больше характера, но это дело вкуса. Во всяком случае, союзы между нами и ими бывают очень счастливы, – задумчиво добавил он.

Я слушал его, хотя глаза мои смотрели в другую сторону, следя за прелестной женщиной, которая только что скрылась за калиткой с большой корзиной, полной раннего горошка. Я испытывал то разочарование, которое охватывает человека, когда он, увидев на улице интересное или милое лицо, знает, что едва ли увидит его вновь.

Я на минуту умолк, потом продолжал:

– Я хотел сказать, что не вижу здесь ни одного человека, которому жилось бы плохо.

Мой спутник нахмурил брови, с недоумением посмотрел на меня и ответил:

– Вполне понятно, что, если кто-нибудь нездоров, он сидит дома или, в лучшем случае, гуляет у себя по саду. Но я не знаю в настоящее время ни одного больного. Почему вы ожидали увидеть людей, которым плохо?