Весна в моем декабре - стр. 2
Он рассмеялся. Лёгкий, короткий смех, как щелчок. В этом смехе было всё: уверенность, умение играть и абсолютное отсутствие сомнений в своих словах.
– А что? Вам не часто делают такие предложения?
Его взгляд был обжигающе прямым, дерзким.
Я вскинула бровь, изображая равнодушие, хотя сердце заколотилось сильнее. Равнодушие спасает, Юля, всегда спасает, говорила я себе.
– Редко. Особенно от тех, кто младше меня на лет… двадцать, – бросила я сухо, надеясь, что мой тон его остановит.
Он чуть склонил голову, словно изучая меня. Потом усмехнулся – медленно, лениво, будто я только что сказала что-то невероятно забавное.
– А я младше? Я не заметил.
Чувствуя, как жар поднимается к щекам, я отвернулась. У меня было два выхода: развернуться и уйти или сделать вид, что ничего не произошло.
Я хотела уйти. Правда. Я уже готовилась подняться и сказать ему что-то резкое, но вместо этого замерла. Его уверенность… эта чертовская, хладнокровная уверенность в своём праве сидеть здесь рядом со мной. Кто он такой, чтобы смотреть на меня так?
Его взгляд. Этот чёртов взгляд, который скользил по мне, как наждачная бумага, с лёгкой, почти ленивой усмешкой. Будто я – главный приз, и он уже знал, что приз его.
Он зацепил меня. Его дерзость была неподражаемой.
– Почему вы всё ещё сидите рядом со мной? – спросила я, поворачиваясь к нему и заставляя себя поднять подбородок. Я надеялась, что моя уверенность выглядит настоящей, но внутри я дрожала.
– Потому что мне нравится ваш взгляд, – ответил он спокойно. – Такой упрямый. Чуть отстранённый. Но всё равно живой.
Эти слова были почти ударом. Я не была живой. Я годами не была живой.
Мы говорили. Немного. Его слова, шутки, уверенные фразы звучали как фоновая мелодия. Они не имели значения. Имели значение только его глаза. Они обжигали. Лёгкие движения его рук, его близость… Всё это сокращало пространство между нами.
На танцполе я оказалась не по своей воле.
Всё случилось слишком быстро. Его пальцы сомкнулись вокруг моей ладони, тёплой и чуть влажной, и я забыла, как сопротивляться. Музыка оглушала. Басовые удары, словно пульс, били в виски, но единственное, что я слышала, было моё дыхание – рваное, частое. Моё тело двигалось в ритме, которого я не осознавала. Моя ладонь в его руке. Его грудь напротив моей.
Он был слишком близко.
– Ты напряжена, – тихо сказал он, склоняясь к самому уху. Его голос был низким, бархатным, каким-то интимным, и я почувствовала, как мурашки пробежали по коже.
– У тебя глаз-алмаз, – огрызнулась я, стараясь хоть как-то прикрыть свою неуверенность. Но голос дрожал.
Он рассмеялся. И этот смех будто сжёг мой последний защитный слой. Лёгкий, уверенный, смех человека, который знал, что делает, который видел меня насквозь.
Его рука скользнула по моей талии. Я не успела оттолкнуть её. Или, может быть, я не захотела.
В этот момент я поняла, что забыла, как это – быть женщиной. Не матерью, не адвокатом, не частью системы. Просто женщиной. Быть увиденной. Быть желанной.
Его движения были почти ленивыми, как будто у нас впереди целая вечность. Но в них читалась настойчивость. Я чувствовала, как он сокращает расстояние между нами: его пальцы едва касались моей спины, его дыхание щекотало кожу.
Он наклонился ближе, настолько, что я почувствовала тепло его кожи и свежий, солоноватый запах, как будто он только что вернулся с моря.