Весна умирает осенью - стр. 8
Подруга выглядела великолепно: в платье с заниженной талией и с длинной нитью жемчуга на шее, она напоминала звезду немого кино. Однако на ее обычно подвижном лице застыло какое-то тревожно-растерянное выражение, которое совершенно ей не шло.
Приблизившись, Габи поприветствовала Родиона кивком и, умоляюще глядя на Оливию, жестом указала ей на террасу. Ничего не оставалось, как подняться и последовать за ней.
На балконной площадке, с которой открывался вид на подсвеченный фонарями бульвар, деревья с редеющими кронами и сланцевую гладь океана, было совсем мало людей. Гости вечера наслаждались праздничным ужином в зале, и лишь несколько мужчин в черно-белой униформе сновали по террасе, собирая пустые бокалы из-под шампанского и коктейлей.
Облокотившись на прохладные перила балюстрады, Оливия спросила:
– Габи, ну не томи, что там у тебя стряслось? Что за конспирация?
Подруга бросила на нее жалобный взгляд и вместо реплики неожиданно издала звук, напоминавший скрип истертых тормозных колодок.
– Врач сказал, острый ларингит, – скорбно произнес сопровождавший ее молодой мужчина. – Неделя антибиотиков, паровые ингаляции. И никакой нагрузки на голосовые связки – абсолютный покой!
В голосе послышалось такое отчаяние, что Оливия взглянула на него оценивающе: уж не связывает ли его с Габи сердечная привязанность? А она сначала приняла его за коллегу.
– В общем, вся надежда на вас!
– Скажите, что от меня требуется, – растерянно пробормотала Оливия, – попытаюсь помочь…
– Мы рассчитывали, что Габи как-нибудь восстановится, – продолжил он уже более воодушевленно, – но, похоже, этого не произойдет. Утром она могла еще немного говорить, но сейчас, как видите, ситуация безнадежная. А ведь завтра у нас съемка!
– Вы готовите репортаж?
– Да если бы! С этим бы я и сам справился. Мы снимаем документальный фильм об Андрее Вишневском – скоро у него юбилей. Специально приехали сюда, в Кальвадос,[6] где он прожил много лет со своей дочерью. Зоя Вишневская согласилась дать нам несколько коротких интервью, из которых мы потом смонтируем «флэшбеки» для ностальгического фильма о художнике.
– А-а, так вы – оператор… – догадалась Оливия. – А Габи должна была выступить в роли интервьюера?
– Ну да… Они два месяца согласовывали это с мадам – та, знаете ли, не из сговорчивых. Но ведь Габи кого угодно может уболтать! И надо же было нам засидеться вчера на пляже допоздна – ветерок с Ла-Манша и охлажденное белое сделали свое дело.
– Позвоните в редакцию: от Парижа до Довиля два часа езды. Они кого-нибудь пришлют на замену.
– Мы должны начать съемку завтра в девять утра – у Вишневской все время расписано, и сдвигать ради нас она ничего не будет. Да и потом, в редакции поднимется такая шумиха!
При этих словах Габи, которая стояла все это время рядом, удрученно склонив голову, тяжело вздохнула.
– Погодите, давайте по порядку. Как вас зовут?
– Аврелий, – представился оператор сконфуженно, видимо, осознавая, до какой степени это значительное имя не подходит к его растушеванной внешности.
– Вы понимаете, Аврелий, к такой встрече надо готовиться. Я о Зое практически ничего не знаю, хотя и знакома с творчеством ее отца. Это будет выглядеть непрофессионально…
В этот момент лицо Габи напряглось – скорчив мученическую гримасу, она попыталась что-то произнести. Быстро поняв тщетность своей попытки, она достала смартфон и ткнула пальцем в «иконку» с конвертиком.