Весна - стр. 19
Мы говорим не о Трампе, – сказал Ричард.
Мы говорим о совершенно, черт возьми, другом, – сказала Пэдди. – Давайте никогда не делать того, о чем мечтает самовлюбленный демагог.
Не надо, умоляю, Ричард, – сказал близнец. – И не говорите об изменении климата, активизации правых, миграционном кризисе, Брексите, Уиндраше, Гренфелле или ирландской границе.
Шутишь? – сказал Ричард. – Чем же еще тогда ее расстроить?
Не называй это миграционным кризисом, – сказала Пэдди. – Я тебе тысячу раз говорила. Это люди. Конкретный человек, который, вопреки прогнозам, пересекает весь мир. Помноженный на 60 миллионов: все конкретные люди, все пересекают мир, вопреки прогнозам, которые с каждым днем все хуже. Миграционный кризис. Да ты же сам сын иммигрантки.
Ричард, – сказал близнец, будто матери здесь не было. – Я серьезно. Если наша мать будет и дальше так заводиться из-за ваших приходов, нам придется попросить вас больше не приходить.
Через мой, блядь, труп, – сказала Пэдди.
Она становится такой раздражительной, – сказал близнец.
Я не раздражительная, – сказала Пэдди.
После ваших визитов мы не можем заставить ее принять лекарства, – раздраженно сказал близнец.
Ну еще бы, черт возьми, – сказала Пэдди.
Ее, блядь, труп:
Они залечили ее до смерти.
Она была старой, она была больной, ей пора было уходить, у нее не оставалось фактического качества жизни. Ораморф-метаморф: одну неделю она была переполнена фактами, остроумием и энергией, а уже на следующей: что это пищит? В ушах какой-то писк. Затем она не могла уследить за разговором, потом ее лицо становилось таким встревоженным, будто что-то пропало, а она не могла вспомнить что.
Хоть она и не переставала употреблять высокопарные слова – выше всех в комнате.
Не надо нам здесь этой психопомпезности, – сказала она на смертном одре.
Хоть она на самом деле никогда не отключалась, даже в бреду под капельницей. Все они забывают, что Уиндраш – это река, а река обычно вытекает из источника и впадает в другие реки и затем во что-то величиной с океан.
Ей в самом деле нужна эта капельница? – спросил Ричард близнеца.
Близнец попросил Ричарда выйти из комнаты.
Затем близнец приказал Ричарду выйти из комнаты.
Другой близнец сидел снаружи запертой двери – на стуле, стоявшем на лестничной площадке. Он пялился на свои ступни или на половицы. Проходить мимо него надо было аккуратно, чтобы случайно не столкнуть его вниз по ступенькам.
Ей в самом деле нужна эта капельница? – спросил Ричард другого близнеца.
Что я могу сделать? – сказал он. – У меня нет права голоса. Я не могу ему указывать, что делать. Я младше.
На четыре минуты, – сказал Ричард. – Ты же взрослый мужик. Господи, тебе уже за пятьдесят.
Близнец уставился на доски. Ричард прошел мимо, не очень аккуратно, и вернулся к себе на квартиру.
Через десять дней он прочитал в «Гардиан»:
Патрисия урожд. Хардимен.
Но это в будущем. А сейчас еще апрель.
Он рассказывает ей о мужчине в «Мэплинсе».
Полная ликвидация, – повторяет она, словно стихотворную строчку.
А я спрашиваю его про флешки, – говорит он. – Я самый бестактный человек на свете.
Флешки, карты памяти, накопители, – говорит она. – Это приговор. Она то работает, то нет. Память, в смысле. Зависит от ораморфа: из-за него многое накапливается, многое к тебе пристает. В основном явное дерьмо.