Вещий. Разведка боем - стр. 54
Я прождал сутки, двое – к исходу шли третьи, а известий от Ивана не было, как не было и спасенных мной женщин. Я уже обдумывал – как мне найти после побега из поруба Лену и где потом прятаться. Перебрав мысленно города, с прискорбием констатировал – на Руси просто негде. Рязань, Тула, Владимир – слишком близко от Москвы, и здесь меня знают. Нижний и Хлынов – если не оправдаюсь – тоже исключены. В Твери, Пскове и Новгороде также побывал, к тому же там сейчас наместники великого князя. Остается одно – к литвинам, в Великое княжество Литовское. Русский язык там – родной. Правда, повоевал я с ними изрядно, немало душ сгубил, но о том знаю только я. Можно, конечно, и в дальние страны уехать, но сложность будет с языком.
И чем больше я вникал во все подробности побега и дальнейшего житья, тем острее вставал вопрос о деньгах. Найти место жительства можно и приспособиться к новой жизни тоже можно. Найду дело по душе, на кусок хлеба себе заработаю – но мне, как мужчине, и семью содержать надо. Где жить? Вот главный вопрос. С деньгами вопрос решался просто – купил дом и живи.
Мысль иногда возвращалась к утопленному сундуку, что захватил у татар. О нем, похоже, никто не знает. Девчонки не видели, парни, что помогали столкнуть телегу с сундуком в речушку, убиты татарами. По законам – писаным и неписаным: все, что воин взял на меч, – его трофей, и отобрать его не вправе никто. Тут другое – если бы я трофей предъявил сразу, претензий бы не было. А сейчас татары ушли, и, покажи я сундук, могут сказать, что все добро я награбил в пустых домах уже после ухода врага. И выглядеть я буду не удачливым воином, а мерзким мародером, коему место на виселице. Что ты будешь делать, куда ни кинешь – всюду клин.
На четвертый день меня разбудила ругань – как на базаре, когда две гарных дивчины выясняют отношения на высоких тонах. Вот только дивчин этих было много.
Загремели засовы, в дверь просунулся стражник – вид у него был слегка испуганный.
– Что случилось?
– Выходи скорей, пока меня не прибили.
– Я-то здесь при чем: пятого дня, когда мародеров вешали, ты не больно печалился. А тут – экие мы нежные – «не прибили».
– Выходи, выходи, а то воеводе уже все лицо расцарапали.
Мне стало смешно:
– Там что, рысь из клетки выпустили? Я не дрессировщик!
– Хто? Дресу… Тьфу, выходи.
Я вышел из узилища – просят ведь, надо уважить.
Посредине площади шумная женская толпа явно хотела кого-то растерзать. Дружинники стояли поодаль и похохатывали. Стражник толкнул меня в спину:
– Туда иди.
– Я что, ненормальный? Веди назад, в поруб, потребует воевода – тогда другое дело.
– Вот воеводу и выручай.
Подходили еще люди, толпа на глазах росла, крики усилились. Дружинники забеспокоились. С чего бы это все и какое я имею отношение к бунту?
Я с опаской двинулся к толпе. Завидев меня, толпа, как по команде, обернулась и кинулась в мою сторону.
«Все, конец!» – только и успел подумать я.
Меня окружили, схватили за одежду, чуть ли не волоком потащили в центр площади и поставили перед помятым воеводой. Выглядел он не лучшим образом – лицо в царапинах, как будто его когтями драли, от одежды – лохмотья. Под левым глазом наливался фингал. Вот это да! Кто же его так? И если его так отделали, то что же сделают со мной?
Воеводу схватили за руки: