Вещи, о которых мы не можем рассказать - стр. 5

Женщина одаривает меня нежной улыбкой и заговорщически открывает свою сумочку.

– Как вы думаете, что-нибудь из этого может помочь? – Она достает из своей сумки коллекцию маленьких безделушек: красный шарик, синий леденец на палочке, крошечную деревянную куклу и маленький деревянный дрейдл[5]. Женщина присаживается на корточки рядом со мной, затем высыпает все на пол.

Я уже пыталась отвлечь Эдди, так что знаю – это не сработает, но доброта во взгляде женщины едва не доводит меня до слез. Когда я смотрю в ее глаза, я вижу сочувствие, понимание и ни намека на жалость. Это прекрасная и, к сожалению, редкая вещь, когда кто-то понимает мою ситуацию, а не осуждает ее.

Я бормочу фальшивые слова благодарности и перевожу взгляд с женщины на Эдисона, пытаясь понять, не ухудшило ли это ситуацию. Однако теперь он кричит чуть тише и своими опухшими, полными слез глазами настороженно наблюдает за женщиной. Он так любит Бабчу. И, возможно, сейчас тоже видит сходство.

Я киваю в сторону женщины, и она поднимает шарик. Эдди никак не реагирует. Она поднимает куклу, и снова выражение его лица остается напряженным. Затем – леденец, результат тот же. Я уже полностью потеряла надежду, когда она взяла дрейдл, поэтому удивлена, что плач Эдди немного стихает.

На каждой стороне выгравированы красочные еврейские иероглифы, и женщина проводит пальцем по одному из них, затем ставит дрейдл на пол и изящно взмахивает запястьем. Он начинает вращаться, и цвета гипнотически сливаются в яркое размытое пятно.

– У моего внука тоже расстройство спектра[6], – тихо говорит она мне. – Я, по крайней мере, имею представление о том, насколько сложна ваша ситуация. Дрейдлы – любимые игрушки Брейдена…

Эдди пристально смотрит на дрейдл, пока тот вращается. Его вопли прекратились. Слышны только тихие, прерывистые рыдания.

– Вы знаете, что это значит на иврите? – тихо спрашивает меня женщина. Я качаю головой, и она негромко произносит: – Это аббревиатура, означает «Чудо великое было там».

Мне хочется сказать этой женщине, что я больше не верю в чудеса, но, похоже, теперь я не слишком уверена в своей правоте, потому что одно из них, кажется, разворачивается прямо передо мной. Эдди теперь почти молчит, если не считать случайного шмыганья носом или эхом отдающегося всхлипа. Вращение дрейдла затухает, пока он не начинает качаться, а затем опрокидывается набок. Я слышу резкий прерывистый вдох.

– Милый мальчик, ты знаешь, что это такое? – тихо спрашивает женщина.

– Он не разговаривает, – вмешиваюсь я, но Эдди выбирает именно этот момент, чтобы порыться в своем мешке со смущающими аутическими трюками, переводит взгляд на меня и хрипло произносит:

– Я люблю тебя, Эдди.

Женщина смотрит на меня, и я пытаюсь объяснить:

– Это просто… Это называется эхолалия… Он может произносить слова, но за ними нет смысла. Он просто повторяет то, что слышал от меня, – он не знает, что это значит. Это его добрый способ сказать «мамочка».

Женщина одаривает меня еще одной нежной улыбкой, ставит дрейдл прямо рядом с Эдди, снова запускает его и ждет. Сын смотрит в безмолвном изумлении, и к тому времени, как дрейдл падает набок во второй раз, он совершенно спокоен. Я нащупываю его айпад, загружаю AAК, затем нажимаю кнопки «закончить» и «машина», прежде чем повернуть экран к Эдди. Он садится, затем с трудом поднимается на ноги и выжидающе смотрит на меня.