Веселая офисная жизнь - стр. 13
Более того, на каждой ее тетрадке с какими-то записями мелким почерком всегда были пристроены картинки и наклейки, как у детей, например, с какими-то единорогами или несуразными куколками.
И вот этот контраст между собранными в гармошку на щиколотках мужскими носками, всегда грубым и прокуренным голосом, вторым подбородком и совершенно инфантильными почти игрушечными маркерами, всевозможными карандашами с мультяшными героями, так кидался в глаза, что я задумывалась, почему вдруг взрослая женщина, всегда вульгарная в своем поведении, имеет такую страсть ко всему цветному и яркому.
Наверное, у нее не было детства, решила я, и не ошиблась. Позже я узнала, что Клава была детдомовской, бесплодной и замужем за человеком из мест не столь отдаленных. Как я и предполагала, большую часть своей жизни коллега проработала посудомойщицей на кухне. Потом закончила не самый престижный факультет какого-то ВУЗа, который позже и вовсе лишили лицензии, заочно, где училась на удивление плохо.
Точно так же она и работала. В документах у Клавы всегда царил бардак, но из-за ее большого стажа и постоянной текучки в коллективе, только одна она могла более или менее найти и объяснить какую-то цифру.
На фоне остальных вчерашних студенток и совсем уж дремучих бухгалтеров, считающих зарплату на счетах, Клава, освоившая программу, которую знает в наше время каждый школьник, выглядела очень умной.
И таковой, видимо, себя и считала, раздавая всем окружающим не самые приятные эпитеты и придумывая обидные прозвища коллегам, как в школе. У меня вообще создалось впечатление, что эту детдомовскую так много и так долго обижали, что до сих пор она пыталась реабилитироваться, выбирая для травли кого-то интеллигентного и не способного ее послать на х… сотрудника.
Клава, увидев меня, в белоснежных рубашках и непременно в юбках и на каблуках, всегда с красивыми и чистыми волосами, была уязвлена. И своего раздражения не скрывала, пытаясь мною манипулировать, поскольку отлично понимала, что я от нее завишу по работе.
Видимо, настолько ее мой ухоженный и собранный вид зацепил, что она тут же яро начала доказывать себе и всем вокруг, что феминизм рулит и длинные пакли уже не в моде. Но сама вдруг начала краситься ни с того ни с сего, хотя видно было, что никогда этого не делала.
И даже нашла какую-то затрапезную рубашку, давно вышедшую из моды, закатывая в ней рукава и пытаясь выглядеть элегантной. Но весь облик ее все равно портили всегда засаленные волосы, прыщи на круглом лице с увесистым подбородком и отсутствие шеи.
Я понимала, глядя на колхозную мину Клавы, как ей обидно каждый день наблюдать перед собой мой природный угол Джоли на скулах и выдвинутый вперед подбородок.
От досады Клава, когда я задавала, как ей казалось, очередной неуместный вопрос, касаемый оформления документов, срывалась на меня, смачно изрыгивая между своих редких полугнилых зубов отборную брань.
На ее очередную подзаборную истерику я всегда отвечала спокойно, холодно и по слогам:
– Вы в учебном заведении находитесь, Клавдия Ивановна, а не на гаражах с пластиковым стаканчиком дешевого пива. Прекратите орать. У меня диктофон. Засужу так, что будете выплачивать мне компенсацию.
Она затыкалась резко и начинала вращать своими маленькими, чуть на выкате глазами с комично приклеенными для красоты ресницами. Но только на время. Стоило ей опять с кем-то сцепиться по поводу небьющихся цифр в отчетах, как она тут же выдавала новую порцию отборнейшего сленга, который можно услышать только среди лиц без определенного места жительства.