Вершители. Книга 4. Меч Тамерлана - стр. 23
– Если что, я ничего не поняла. И если что, меня бесит, когда ты начинаешь говорить метафорами.
Девушка повела плечами. Данияр примирительно кивнул – он не был настроен ссориться. Остановившись, спросил прямо:
– Слышала выражение «сжечь все мосты»? – Катя кивнула в ответ. – Что оно означает?
– Отрезать все пути к отступлению, решительно двигаться только вперед.
– Верно. Чтобы начать что-то новое, нужно, чтобы прошлое отпустило. Калинов мост – как раз дорога забвения прошедшего.
– То есть там, по другую сторону…
Данияр хитро прищурился, повернулся к девушке и, склонившись к ее виску, прошептал заговорщицки:
– Там точно такой же мир… – Он сделал неопределенный жест, пояснил: – Предки людей много рассказывали об этом месте, складывали легенды. Вот ты уже знаешь, кто я. Значит, должна помнить, что богатырь в сказках сражался со змеем или чудовищем каким, тот переносил его через мост и убивал. И дальше богатырь продолжал свой путь, обновленный и получивший какие-то плюшки в виде бессмертия, чтения по губам или молодильного яблочка… Довольно странно, верно, если не признать, что он перерождался в нового человека, в духа или хранителя рода – тут уж как повезет.
– Как у индусов колесо Сансары?
С тех пор как волхв Митр приступил к ее обучению, Катя много раз замечала родство языческих традиций с одной из старейших мировых религий – буддизмом. «Возможно, миф о Вавилонской башне[5] не так уж далек от реальности, – думала она частенько после его уроков, – и когда-то люди действительно верили в одно и то же и говорили на одном языке».
– Вроде того… – Данияр кивнул. – Но я тебе этого не говорил, учти. Это тайна первородных, и знать ее тебе не положено, если что. – Он какое-то время шел молча. Прислушивался, как под ногами хрустят сухие ветки. – Человек, оказавшись у Огненной реки, может освободиться от своего прошлого, отпустить его и, шагнув на мост, обрести второе рождение. А если не решится, то будет метаться по берегу Огненной реки, пока не развеется как дым.
– Развеется?
Данияр пожал плечами:
– Человек жив до тех пор, пока о нем помнят. И развеивается, когда гаснет последнее воспоминание о нем.
Они вышли к опушке. Миновали тот самый куст калины, у которого разговаривали тогда, четыре года назад.
Подошли к мосту.
Катя протянула руку к поручню, коснулась его, почувствовав жар под пальцами. Марево колыхнулось, стена зловонного пара чуть рассеялась, и Катя на мгновение потеряла дар речи: словно в зеркале она увидела точно такой же лес, точно такой же мост и куст калины. Увидела Данияра, стоящего рядом, и… себя – с округлившимися от ужаса глазами, опаленными огненным ветром волосами. И рука точно так же лежит на поручне моста.
– Что это?
Она повернулась к Данияру.
Данияр взмахнул рукой, прикрыв Кате глаза, – из-за рукава полился сумрак, словно пола широкого дорожного плаща.
– Учитывая, что ты Доля и умирать прямо сейчас не собираешься, то – неслучившееся. Оно будет меняться в зависимости от того, какое решение ты примешь.
В то же мгновение от поверхности Огненной реки взметнулся яркий всполох, рассыпался снопом искр. Поводырь выпустил из рукава сокола. Тот стремительно вырвался ввысь, за самым ярким огоньком. Подлетев, проглотил его и, сделав круг над головами девушки и Поводыря, лениво опустился на его плечо. Данияр подставил открытую ладонь, настойчиво покачал ею перед клювом птицы.