Версаль. Мечта короля - стр. 32
Услышав про горничную, Бонтан впился глазами в Фабьена.
– Налог со слуг незначителен.
– Однако значит гораздо больше, чем для любого аристократа, – заметил король.
– Разумеется, ваше величество, – подхватил Кольбер. – Как известно, знать вообще не платит налогов.
Людовик ходил вокруг стола. Собравшиеся молчали, не мешая королю думать.
– Сколько дворянских семей должны посетить наш модный павильон? – спросил Людовик.
– Приглашения были разосланы всем, кто живет в пределах одного дня пути от Версаля, – ответил Кольбер.
Людовик остановился.
– Позаботьтесь о том, чтобы все они приехали. Объявите, что каждый придворный непременно должен посетить павильон. Монкур – не исключение. Качество мышеловки определяет не пружина и не захлопывающаяся дверца…
– А запах сыра, который заставляет забыть обо всем остальном, – подхватил Маршаль.
Бонтан сердито поглядел на главу королевской полиции.
– Тушé! – ответил король.
В королевской конюшне имелось помещение, где хранились седла, уздечки и прочая конская упряжь. Дверь туда была плотно закрыта. Там собрались военный министр Лувуа и несколько швейцарских гвардейцев, которые по его приказу не довезли архивы до Версаля. Говорили вполголоса. Неожиданно в дверь дважды постучали, потом еще дважды и, наконец, один раз. Это был условный сигнал.
Гвардеец открыл дверь, впустив Монкура. Из-под нависших бровей сверкнули глаза, полные страха.
– Встречаться здесь крайне рискованно, – выдохнул Монкур.
Лувуа скрестил руки на груди.
– Пока королева больна, мы не можем покинуть Версаль. Король этого не допустит.
– Возможно, дело не в королеве, а в намерении самого короля.
– Этот модный павильон как магнит притягивает к себе окрестную знать, – сказал Лувуа. – Едут семьями, поглазеть на наряды так называемой Карусели тканей. А потом… они вернутся к себе домой. Нам представился редкий шанс заявить о нашей позиции, да так, чтобы весть о ней разнеслась по всем уголкам Франции. Она достигнет нужных ушей, и многие захотят примкнуть к оппозиции. Строительство Версальского дворца надобно прекратить в самом начале. Даже король не сможет противостоять волне недовольства.
Шевалье усмехнулся и сделал выпад. Филипп с легкой улыбкой парировал удар. Он приказал подать им мяса и фруктов, но ни он сам, ни Шевалье так и не притронулись к угощению.
– Тушé! – крикнул Шевалье.
Он взмахнул шпагой, выбив оружие из рук Филиппа. Затем подошел поближе. Острие шпаги застыло против горла Филиппа, затем медленно начало опускаться.
– Некая горничная разражается слезами и рассказывает тебе о королевском ребенке, – насмешливым тоном говорил Шевалье. Теперь острие его шпаги покачивалось возле чресл Филиппа. – А теперь она мертва. Нам объявляют, что мы не можем покинуть Версаль, поскольку королева все еще нездорова. Я никак не могу понять, чтó скрывает твой брат?
Непринужденная обстановка, царившая во время их поединка, мгновенно исчезла. Филипп отошел в угол.
– Советую думать о том, чтó ты говоришь, да еще столь громко.
– А может, дочь королевы до сих пор жива?
– Мы были на похоронах.
– Мы видели закрытый гроб, и не более того. Брат считает тебя слабаком. Изнеженной сукой. А в тебе больше силы, чем ты думаешь. Так воспользуйся ею!
Филипп взял со стола пирожное.
– Что бы ты ни говорил, мы с братом одной крови. Росли под одной крышей.