Вернувшись из ада - стр. 17
После того как со спиной делают что-то, меня удерживают в таком положении. Я, кажется, знаю, что происходит. Эти увидели кровь и сейчас чем-то покрыли меня. Через несколько минут станет очень больно, а потом придёт избавительница-смерть. Ведь не могут же эти сделать что-то хорошее! А что, если делать хорошее – это часть игры? Может же это быть частью игры?
Подумав, я понимаю, что вполне может. В это время на меня надевают длинную рубаху, до пяток, но она закрывает меня только спереди, а сзади, насколько я вижу, у неё завязки. Всё правильно, должны же они оставить возможность меня избить… А рубашка, наверное, недешёвая, судя по тому, как мягко она прикасается к коже. Переодев, меня снова кладут на спину, но мне почему-то совсем не больно, только холодит что-то на спине и ниже, но я молчу. Не настолько это неприятно, так что терпеть я могу, не малышка же.
– Герр Вебер, сейчас вы мне поможете, – жёстко говорит моему хозяину палач в белом халате, протягивая ему какую-то бутылочку, наверное, яд. – Дайте Алин микст.
– Сейчас, герр Нойманн, – соглашается юный этот, но вот приказывать мне не спешит. Он гладит меня по голове, отчего мне становится как-то тепло.
Я готова к тому, что хозяин сейчас усыпит мою бдительность, а потом или изобьёт, или ещё что-то сделает страшное. Но я понимаю, что бояться просто устала, поэтому просто приоткрываю рот, демонстрируя ему готовность. Яд так яд, поскорее бы всё закончилось, и тогда будет – я верю, будет – волшебная страна, в которой много хлеба, молока и совсем нет палачей.
Поколебавшись, хозяин вливает мне в рот что-то горькое, отчего я чуть не выплёвываю это назад. С трудом сдержавшись, я глотаю эту горечь и понимаю, что теперь меня ничто не спасёт, а жить остаётся совсем немного. Может быть, хозяин убивает меня не потому, что хочет видеть мои мучения, а совсем наоборот? Вдруг он меня жалеет и хочет убить безболезненно? Как бы то ни было, остаётся только ждать…
Я прикрываю глаза, ожидая того, что неизбежно последует. Но боль не приходит, а вместо этого я начинаю уплывать куда-то в темноту. Последнее, что я чувствую – благодарность этому юноше за свою лёгкую, почти приятную смерть…
Меня ничего не беспокоит, совершенно ничего, но когда неожиданно для себя я открываю глаза, то вижу только хозяина и больше никого. Я понимаю, что уснула, но почему-то не умерла. Значит, яд оказался некачественным, и эти ушли придумывать что-то другое. Хозяин, кажется, дремлет, сидя рядом с моей кроватью на стуле, поэтому я стараюсь ничем себя не выдать. Чем дольше он спит, тем дольше не больно, я точно это знаю.
Что же со мной произошло? Ведь меня назвали дичью и хотели убить, а вместо этого подарили юноше. Наверное, он захочет сделать что-то… Не знаю, как это называется, но говорят, будет очень-очень больно, хоть и не до смерти. С болью я, пожалуй, смирилась, главное, чтобы не бросили живой в крематорий, потому что это очень страшно. Крематория-то я всё равно не избегну, став пеплом, но лучше, чтобы я к тому времени ничего не чувствовала… Хотя кто меня спросит?
Пытаюсь вспомнить жизнь до лагеря, но перед глазами какие-то смазанные картины. Наверное, действительно та жизнь мне просто приснилась, а лагерь был всегда.