Вернувшиеся (сборник) - стр. 6
Р ё р л у н д. Ну что вы, сейчас каникулы, и…
Г о с п о ж а Б е р н и к. И все же это жертва, господин учитель.
Р ё р л у н д (передвигает свой стул поближе). Никогда так не говорите, сударыня. А разве вы все не идете на жертвы ради благого дела? Добровольно взваливаете на себя эти бремена и носите их радостно и охотно? Нравственно испорченные личности, во исправление коих мы работаем, суть те же раненые солдаты на поле брани. А вы, сударыни, подлинные диакониссы, сестры милосердия, что щиплют корпию для несчастных увечных, промывают и перевязывают их раны, обихаживают и лечат их.
Г о с п о ж а Б е р н и к. Вот ведь дает Бог избранным этот дар – видеть во всем только прекрасное!
Р ё р л у н д. По большей части это свойство врожденное, но многому можно и научиться. Важно лишь смотреть на все сквозь призму главного дела своей жизни. (Обращается к Марте.) Вот вы, сударыня, что скажете? Вы ведь почувствовали, избрав служение в школьном образовании, что словно бы обрели прочную опору в жизни?
М а р т а. Ох, не знаю, что и сказать. Частенько, войдя в класс, я мечтаю оказаться далеко в бурном море.
Р ё р л у н д. Эти терзания суть искушения, любезная сударыня. И перед такими гостями – возмутителями спокойствия надлежит закрывать дверь. Бурное море – ясно, вы не имели в виду настоящее море, но вздымающуюся волнами жизнь общества, где столь многие идут ко дну. Но так ли притягательна для вас жизнь, что шумит и горланит за окнами? Выгляните на улицу. Потные люди бредут по солнцепеку по своим мелочным делишкам. Нет уж, лучше, как мы, сидеть в прохладе спиной к этому рассаднику вечных тревог.
М а р т а. Господи Боже мой, вы совершенно правы…
Р ё р л у н д. И в таком доме, как этот, – хорошем, чистом, где семейная жизнь явлена в самом своем привлекательном и прекрасном виде, где царят мир и понимание… (Госпоже Берник.) К чему вы прислушиваетесь, сударыня?
Г о с п о ж а Б е р н и к (обернувшись к ближней левой двери). Очень они расшумелись.
Р ё р л у н д. Там что-то странное происходит, нет?
Г о с п о ж а Б е р н и к. Я не знаю, просто слышу, что у мужа посетители.
Х и л м а р Т ё н н е с е н с сигарой во рту входит в правую дверь и замирает при виде дам.
Т ё н н е с е н. Ой, прошу прощения… (Пятится.)
Г о с п о ж а Б е р н и к. Нет, Хилмар, входи, входи, ты не мешаешь. Ты что-то хотел?
Т ё н н е с е н. Да нет, просто заглянул. Доброе утро, милые дамы. (Госпоже Берник.) И чем дело кончилось?
Г о с п о ж а Б е р н и к. Какое дело?
Т ё н н е с е н. Берник протрубил общий сбор.
Г о с п о ж а Б е р н и к. Правда? По какому поводу?
Т ё н н е с е н. Да опять та же ерунда. Железная дорога.
Г о с п о ж а Р у м м е л ь. Что вы, не может быть!
Г о с п о ж а Б е р н и к. Бедный Карстен, мало ему неприятностей, так опять…
Р ё р л у н д. Как нам это понимать, господин Тённесен? Консул Берник в прошлом году ясно дал понять, что он против железной дороги.
Т ё н н е с е н. Я и сам так думал, но вот повстречал поверенного Крапа, и он сказал, что вновь идет речь о строительстве железной дороги и что консул и три наших городских магната сейчас это обсуждают.
Г о с п о ж а Р у м м е л ь. То-то мне показалось, я слышу голос Руммеля.