Верни мои крылья! - стр. 36

Римма взглянула на Лелю с торжествующим видом, очевидно, ее попытки обратить на себя внимание Кирилла не остались незамеченными. Леля вздернула подбородок и, быстро попрощавшись, вышла на мороз.

Если бы вечером, после того как в театре затихли голоса, а фойе и галереи погрузились во мрак, в пустоте Никиной квартирки раздалась привычная трель звонка, если бы Ника подняла трубку и услышала там голос, который сегодня слышала много раз без предохранителей телефонных сетей, она бы не удержалась. Расхохоталась бы, как от удачной шутки, и сообщила ему, что он был рядом и не заметил ее, а ведь она все время путалась под ногами! Он бы тоже посмеялся, они вместе вспомнили бы женские уловки, которыми пользовались Липатова, Сафина и Корсакова… И назавтра в театре они встретились бы совершенно иначе, интимно, связанные своим знакомством, как обещанием, как тайной. Раскрывать тайну другим или нет – они решили бы позже. Это зависело от того, в какую плоскость хлынули бы их отношения, освобожденные ото всех плотин.

Но этим вечером, впервые за долгое время, он просто не позвонил.

То, что произошло когда-то с прежней Никой Ирбитовой, научило ее одной истине, настолько простой и банальной, насколько бывают банальными лишь самые правдивые знания о мире: иногда собственная жизнь, которую ты считаешь полностью себе подчиненной, вдруг пускается под откос безо всяких видимых причин – и прежде, чем ты успеваешь спохватиться. Сидя в том бетонном мешке, она часами размышляла, насколько вообще каждый человек владеет собственной жизнью. Будь он на необитаемом острове, и то непременно случалось бы что-нибудь из ряда вон выходящее: неурожай кокосов, шторм, нашествие летучих обезьян… Что уж говорить о существовании среди сородичей, где нити желаний и чаяний, планов и безумств настолько перепутаны, что вязнешь в них на каждом шагу, как в апрельской жиже. Иногда она пускалась в размышлениях намного дальше и натыкалась наконец на Того, кто, возможно, держит кончики всех этих нитей, распутывает их, дергает. По крайней мере видит всю картину целиком. Зрелище, наверное, захватывающее. Или совершенно беспорядочное и бессмысленное. Или и то и другое одновременно.

Но в природе человека, в его самоуверенной близорукости живет надежда на обратное, и даже те, кому истина все-таки открылась, не теряют этой безумной надежды: а ну как именно его жизнь – исключение? Никому не под силу владеть своей судьбой, а именно ему это по плечу. Ника питала ту же иллюзию.

Она встала на час раньше. Внезапно обнаружила, что косметичка ее почти пуста, нет ничего, кроме одной палетки теней, старой, подсохшей и немного крошащейся туши и нетронутой пудры, так и не распечатанной после покупки. Благодаря матушку-природу за то, что наградила ее хорошей кожей, и припоминая давние времена, когда не выходила из дома без макияжа, а на танцевальные выступления и вовсе наносила роскошную раскраску на грани с боевой, Ника накрасилась. Придирчиво оглядела себя в зеркале и сокрушенно вздохнула: те времена ушли безвозвратно, теперь все не то! Но впервые за несколько лет она хотела быть заметной, пусть не всем, а лишь одному неравнодушному взгляду.

Гардероб тоже не отличался полнотой и разнообразием, всего четыре неброских свитерка, две черные водолазки и две пары джинсов, синие и черные. Как ни комбинируй, результат примерно одинаковый. Ника решительно выудила из самых недр единственную приличную юбку. На улице минус пятнадцать… Но желание покрасоваться перевесило, и Ника надела ее, правда, поверх рейтуз, которые планировала снять потихоньку в своей коморке сразу по прибытии на работу. Она расчесывала волосы до тех пор, пока они не заблестели – не иначе как от благодарности и удивления, – и решила не убирать их ни в хвост, ни в пучок.