Верни меня к жизни - стр. 30

- А как вы машину водите? – интересуется Алена, стоя рядом и внимательно рассматривая, как я пытаюсь разобраться с управлением.

- Нормально, - пожимаю плечом. – Никто не жаловался.

- Некому было? – заглядывает мне в глаза.

Уже нервно хихикаю. Когда доходит до дела, становиться на чудо передвижения страшно. Еще больше боюсь за Алену. Она на высоких шпильках. Стоять на скутере будет неудобно.

- Не переживайте, - будто читает мои мысли. – Я буду босиком.

Быстро выпаливает и снимает с себя босоножки с плотной пряжкой. Обувь удобно размещается на руке Алены, как сумка. А сама она резво прыгает на самокат, занимая место «спереди».

- Поехали? – улыбается своей очаровательной улыбкой, от которой даже в темной подворотне становится светлее.

- Только с условием, - решаю предупредить. – Обращайся ко мне на «ты». А то я на твоем фоне чувствую себя слишком старым.

- А сколько тебе лет? – опять глаза округлила.

- Сорок, - даже неудобно стало.

- Самый лучший возраст, - смотрит задумчиво.

И вот мы несемся. К набережной. «Несемся» - это, конечно, громко сказано. Я аккуратно еду, чтобы не зацепить прохожих. Их очень мало, поскольку время позднее. Но все же опасно. Стараюсь не делать резкие повороты при маневрах, чтобы босая Алена не потеряла равновесие. Но она держится уверенно. Рассматривает дома и постройки, представляющие собой определенную архитектурную ценность.

- А это мемориал погибшим при захвате театра, - объясняю, проезжая церковь.

- Норд-Ост?! – поворачивает резко голову ко мне.

- Да.

- Давай остановимся! – быстро-быстро хлопает ладонью по моей руке.

Подъезжаем ближе к мемориалу. Останавливаюсь. Помогаю Алене слезть с самоката и надеть босоножки. Она молча подходит к мемориалу. Рассматривает его внимательно, обняв себя руками. Странное поведение. Ей ведь тогда было…

- Я тогда совсем маленькой была, - опять словно мысли читает. – Но помню, как мама с волнением смотрела телевизор.

Молчание. Смотрит, не шевелясь.

- Я ничего не понимала. Но волновалась.

- За маму? – понимаю ее мысли.

Она тут же реагирует на меня. Поворачивается и смотрит с интересом.

- Да, - подтверждает. – Переживала за маму. Она очень близко к сердцу приняла эту трагедию. Плакала.

Голос Алены дрогнул. На мгновение показалось, что она сейчас заплачет. Подхожу к ней ближе с желанием успокоить. Но слез в глазах нет. С легкой улыбкой, когда только один уголок рта отводится в сторону, вновь поворачивается к мемориалу. Делаю также.

- Наверное, нужно признаться, - начинаю я, - но это место – первое, которое я посетил сразу, как в Москву приехал.

Алена опять смотрит на меня. Заинтересованно и волнительно. Она чувствует меня.

- В этом теракте погиб мой сослуживиц, - говорю чистую правду. – Мы после армии общались с ним. Я говорил, что собираюсь в Москву переезжать. Он ждал меня. Говорил, что могу у него остановиться, хоть он и жил с родителями. Но они положительно относились к солдатской дружбе.

Замолкаю. Тяжело это вспоминать.

- А потом? – не выдерживает Алена.

- А потом я узнал, что людей захватили. Тоже с волнением смотрел новости. После освобождения показывали горем убитых родственников. Так я увидел родителей своего сослуживца. Они стояли возле театра с его фотографией в военной форме.

- Как же это все.., - хочет высказаться, но не получается. Только грусть в глазах. – А откуда ты? – спрашивает после непродолжительной паузы.