Верни меня домой - стр. 34

– Как вы смеете! Я лорд Трезор!

Но всадники лишь посмеялись. Я держала Лесека, не давая ему кинуться вслед. Он выкрикивал проклятья в спину троицы до тех пор, пока та не скрылась из виду. В конце концов мальчишка просто разрыдался.

Подхватив свою корзину, я быстро увела Лесека с площади, где на нас глазели и не стесняясь высмеивали. Сочувствия и помощи ждать не приходилось. Никто не хотел оказаться на нашем месте.

Дорога назад оказалась тяжелой. Лесек переживал нашу неудачу. Я видела это по его посеревшему лицу, по плотно сжатым губам. По злым слезам, которые он смахивал с лица.

Я не пыталась утешить его, убеждая, что шубы не стоят наших страданий. Прекрасно понимала, что не их потеря выбила мальчишку из колеи. Он увидел, какими равнодушными к чужой беде могут быть псы. И больше всего его мучило, что издевательство над ним, последним лордом Трезором, устроили прилюдно. Он не давал мне осмотреть рану, оставленную кнутом. Кровавый след пересекал его щеку и задевал бровь. Наверняка останется шрам.

Нам достаточно было появиться на пороге, чтобы Зонда поняла, что произошло несчастье. Дети, истомившись ожиданием, бросились к корзине. Найдя в ней лишь окровавленную тряпку, которую Лесек прижимал к щеке, чтобы унять кровь, сообразили, что гостинцев нет.

– Зонда, принеси чистые тряпки. Лесека нужно перевязать.

Я стащила с него тулуп и сапоги, быстро разделась сама. Мальчишка совсем обессилел от чувственных терзаний, поэтому позволял хлопотать над собой, как над дитя. Я повела его наверх, в купальню. Знала, что горячая вода благотворно влияет если не на разум, то на тело. Я раздела Лесека и заставила переступить через борт ушата. Он, кутая бедра в кусок простыни, сел в едва теплую воду. Камни не успевали нагреть ее. Мальчик запрокинул голову на обод ушата и закрыл глаза.

Прибежала Зонда. Сунула мне тряпки, которые мы кипятили для нее. Пока я рвала их на полосы, Зонда склонилась над «братом». Меня сильно беспокоила бровь Лесека, она продолжала кровоточить и раздуваться в размерах. Наверняка левая половина его лица к утру почернеет.

– Можно я попробую? – вдруг спросила Зонда. Я непонимающе уставилась на нее. Девочка потирала руки, а между ними каталось что-то сияющее, но не материальное. Чем быстрее она потирала, тем свет становился ярче. – Я видела, как мама лечила отца, когда его сбросила лошадь. Вдруг у меня получится?

Я кивнула. Зонда сначала подержала ладонь над бровью, а потом тесно прижала к лицу. Лесек зашипел от боли. Дернулся, чтобы убрать руку, но Зонда прикрикнула: «Терпи! Сейчас будет легче!».

Видимо, легче стало. Лесек вдруг обмяк и едва не ушел с головой под воду.

– Держите его! Я сбегаю за периной, – Зонда передала опеку над мальчишкой мне. – Мы просто не дотащим его вниз.

– Что с ним?

– Спит! Я смогла! – она широко улыбалась. Кровь и вправду перестала течь. Но лицо мальчика продолжало быть бледным, а рана безобразной.

Вдвоем мы выволокли его из ушата и уложили на перину. Я быстро обтерла нагое тело. У Зонды от смущения покраснели щеки.

– Когда он проснется?

– Я думаю, только утром. Папа тоже всегда засыпал. Это первый признак, что лечение помогло.

Укрыв Лесека, мы вышли и затворили за собой дверь. Спустившись вниз, я рассказала детям, что произошло с нами в городе.