Веретено Судьбы (сборник) - стр. 24

– Ну хорошо, – Сандрелла побарабанила пальчиками по столу. – Не хочешь говорить о Джани, тогда поговорим о твоей дочери – Глории Берлуваджи.

– К счастью, моя дочь носит другую фамилию, – улыбнулась Ванда. – Она Мировска.

– Браво! – Сандрелла захлопала в ладоши. – Разве вы не знали, что, отказываясь от фамилии, вы отказываетесь от наследства, от миллионного наследства Берлуваджи?

– Нам не нужны их миллионы, – сказала Ванда.

– Конечно, они вам не нужны, если к вам в руки плывут миллионы Маури, – Сандрелла поднялась. – Ваша Глория расчетливая девушка. Она сделала верный ход. Она…

– Она ничего не знает о несметных богатствах Джани, – перебила ее Ванда. – Ее отец – бедный итальянец. Он работал на бензоколонке, чтобы прокормить семью.

– Что я слышу? – Сандрелла от души рассмеялась. – Джани Берлуваджи – бедный итальянский жиголо. Он перехитрил нас всех. Брависсимо!

Сандрелла направилась к двери, задержалась у портрета Гелены.

– Кто это?

– Гелена Мировска – пианистка, – ответила Ванда.

– Красивая пани, – Сандрелла надела шляпку. – Глория похожа на нее. Немного похожа… А она дома?

– Глории дома нет, – выдержав испепеляющий взгляд Сандреллы, ответила Ванда.

– А что сказал Рикардо, когда увидел этот портрет? – спросила Сандрелла, продолжая буравить Ванду взглядом.

– Вашего сына я никогда не видела, – по слогам проговорила Ванда. – Ни-ког-да…

– Никогда, – повторила Сандрелла. Спрятала лицо под вуалью. Заговорила по-итальянски: – Интересно, куда они исчезли? Сбежали, как два заговорщика. Сбежали в самый разгар подготовки к венчанию… – посмотрела на Ванду.

– Извините, я не говорю по-итальянски, – улыбнулась Ванда.

– Не говорите? – Сандрелла усмехнулась. – Тем хуже для вас. До скорой встречи, пани Берлуваджи.

– Надеюсь, мы больше никогда не встретимся, – улыбнулась Ванда.

– Неужели вы не желаете счастья нашим детям? – воскликнула Сандрелла.

– Я желаю счастья своей дочери, поэтому не хочу, чтобы она выходила замуж за итальянца, – сказала Ванда, стараясь быть как можно более убедительной. – Хватит с нас одного миллионера.

– Это вы так решили? – Сандрелла задержалась в дверях.

– Да. Но Глория мне перечить не станет, – ответила Ванда.

– А как же чувства? Что с ними делать? – поинтересовалась Сандрелла.

– Усмирять, – улыбнулась Ванда.

– Усмирять? Вы, верно, не любили по-настоящему, если говорите так. Разве можно остановить стихийное бедствие? Нет… Хотя, – усмехнулась, – было бы лучше, чтобы наше стихийное бедствие само сошло на нет. Где нет дров, там нет и пламени…

Сандрелла пошла к машине. Ванда закрыла дверь, вздохнула с облегчением:

– Как хорошо, что Глория и Рикардо уже далеко. Как хорошо, что они выбрали дорогу любви, а не мести. Как я хочу, чтобы все у них сложилось не так, как у нас с Джани. Чтобы…

Ванда сжала виски руками. Напряжение дало о себе знать приступом мигрени. Ванда знала, как от нее избавиться. А вот что делать с мигренью по имени Сандрелла Маури? Может, стоило принять правила ее игры? Острая боль заставила Ванду вскрикнуть. Нет. Ей не стоит идти на сделку с совестью. Зачем подписывать себе смертный приговор? Лукавство – плохой спутник. Ванда выпила лекарство, легла в постель. Задремала.

– «Много замыслов в сердце человека, но состоится только определенное Господом»,[2] – услышала она сквозь дрему. Увидела огромный циферблат вечности, на котором высветились деления. Маленькие промежутки между минутами – это эпохи. В каждой идет непримиримая борьба добра и зла, тьмы и света. Света больше, и это Ванду радует. Она верит, все будет хорошо. Глория вырвется из круга несчастий, начавшихся с Гелены…