Веретено Судьбы (сборник) - стр. 14
– Пани, пани, – шептала Олла, позвякивая браслетами. – Кто твоя пани, Вацлав?
– Ты, Олла, ты, – отвечал он нежным голосом. – Ты моя единственная любовь. Та – пани, а она – Глория.
– У нее красивое имя. Назовем так нашу дочь?
– Обязательно, любовь моя.
– Если родится Глория, ты будешь любить ее больше, чем меня. Все мужчины любят своих дочерей, а пани – своих сыновей. Давай назовем сына Рикардо.
– Обязательно назовем, – прошептал он, поцеловал ее в лоб. – Доброй ночи, Олла.
Она прильнула к нему, зашептала что-то на своем языке. Он рассмеялся, повернулся к Глории, уткнулся лицом в ее волосы, выдохнул:
– Я скучал по тебе.
Глория сжала губы. Приказала себе не верить ни единому его слову. Ни единому…
Сон помог Глории забыться. А когда она проснулась, хижина была пуста. Островитяне исчезли. Глория потянулась, отбросила одеяло, встала. На цыпочках подошла к двери. Приоткрыла. Никого. Вышла. Огляделась. Прислушалась. Ни звука.
– Почему так тихо? – удивилась она.
– Так надо, – шепнул Вацлав, обняв ее за талию. Глория вздрогнула. Он рассмеялся, развернул ее к себе, спросил:
– Хотела сбежать? – она кивнула. – Пани ни за что не найдет дорогу домой. Ей нужна помощь. Маури проводит ее. Да?
Вацлав смотрел в глаза Глории строгим взглядом, пытаясь подчинить ее волю. Не вышло. Глория смотрела на него растерянно. Она не могла понять, почему вдруг Вацлав стал таким чужим и далеким. Невозможно было объяснить, за что она полюбила такого жестокого человека.?
– Ты права, моя девочка, меня любить не за что, – сказал Вацлав. На краткий миг его лицо озарила улыбка. А потом оно вновь стало строгим и злым. – Любить меня не за что, но… любовь – непредсказуемое чувство. Хорошо, что оно есть. Без любви наш мир не смог бы появиться из хаоса, из черноты небытия. Люби и будь любима, Глория. Я отпускаю тебя в твой привычный мир. Отправляйся в свою многоликую Европу. Забудь чистоту и первозданность острова Шуазель.
Он поцеловал ее в губы. Оттолкнул. Крикнул что-то на языке островитян, ушел в хижину.
Перед Глорией появился Маури, поклонился. Улыбнулся. Взял за руку, повел за собой.
– Пустота, та-та-та. Чернота – та-та-та… – стучало в висках Глории.
– Та-та-та, – насвистывал Маури.
– Та-та-та, – пели птицы.
У подножия горы Маури разжал руку и остановился. Глория не сразу заметила, что идет одна. Обернулась. Островитянина не увидела. Облегченно вздохнула.
– Свободна!
Портье открыл перед нею дверь, поклонился. Глория улыбнулась, прошла в свой номер. Спряталась от посторонних глаз. Долго стояла под прохладным душем, раздумывая, что делать дальше. Решила, что нужно немедленно бежать с этого острова несбывшихся грез и утраченных иллюзий.
Сняла с пальца колечко, положила на стол. Все. Взяла чемодан, пошла к причалу, с которого отправляются лодки в аэропорт. В лодке осталось только одно место. Глория заняла его. Надела на голову оранжевый шарф, глаза спрятала за темными стеклами очков. Зачем кому-то видеть ее слезы? Зачем кому-то знать, как ей плохо?
– Жизнь закончилась, – думала она. – Беззаботной, веселой, доверчивой Глории больше нет. Все внутри мертво, выжжено, как после страшного пожара. «Пожар мгновенье первое любви. Пожар ее последнее мгновенье»… – Глория посмотрела на остров, превратившийся в маленькую точку на горизонте. – Про-щай-те-е-е…