Веретено (сборник) - стр. 44
Карлос тогда не выдержал и говорит: «Сеньор штурман, что ж вы делаете?! Не по-божески это!» А тот вытащил кортик и кричит: «А, не по-божески?! Ну давайте, подходите, я покажу, как оно будет по-божески!» Весь белый, а глаза – как у дьявола, прости меня, Господи!
Дальше – добрались мы почти до самого берега. Уже огни были видны деревни какой-то. Да тут опять ударил шквал, шлюпку нашу подняло прямо-таки на дыбы да и швырнуло о скалу всем днищем. Шлюпка разлетелась в щепы. Меня к берегу понесло. Я думал – вот тебе и конец, помру без исповеди! И вдруг чувствую – дно под ногами! А про тех двоих, Карлоса и штурмана, я уж решил – утопли или о скалу расшиблись. А здесь гляжу – ну точно, он. Правда, он-то меня не признал. Или не захотел узнать, кто ж разберёт…»
– Такая история, деточка. Может, врёт, может, путает. Может, правду говорит. Я-то, как впервые его увидел, Каносо нашего, понял – горя он хлебнул немало. И грех тоже, похоже, на нём немалый. Да и что говорить – война сама большой грех. Большего греха, чем войну затеять, нет на свете, я так думаю. Я так думаю, что Господь из милости лишил его памяти о свершённом грехе, да и заменил памятью о другом. Чужие-то грехи легче искупать, чем свои. А время – мукомол, всё смелет, что ни дай. Мука с другой мукой перемешается – не отличить. И уж коли Господь сподобил, чтоб ты его сыскала, стало быть, простил его. Я так думаю. Ничего, деточка, не плачь, всё образуется, глядишь…
Бездна
Но в мире есть иные области, луной мучительной томимы…
Н. Гумилёв
Капитан голландского фрегата «Урания» Бернхард Скрантон погиб на пути из Амбоина в Малакку, причём странным образом. Никто не видел, как вошла в него та чёртова пуля, в заварухе у входа в Малаккский пролив. А ежели кто и видел, то теперь всё равно не узнать.
Воды в тех местах неспокойные. Острова – как лихорадочная сыпь на теле океана. Не поскупился Господь, в избытке одарил их экваториальным солнцем и влагой. Даже дожди здесь такие, будто вода ещё там, в разбухших облаках, начинает подгнивать и цвести.
И людям тут тесно, как воде и островам, и злоба тут ленивая, больная, и потому особенно свирепая. Трёхцветный флаг Соединённых Провинций и звёздное полотнище Ост-Индской компании вгрызлись-таки с натугой и кровью в побережье, но вглубь островов, в их гнилое, малярийное чрево европеец ходить не отваживается.
Да и на море всякий выросший над волною парус мог оказаться врагом. Тихоходный с виду португальский купец или плоскодонная малайская прао могли, сблизившись, хищно ощетиниться стволами и баграми.
Лихорадка уложила капитана Скрантона ещё на подходе к Борнео. Вообще-то лихорадка в этих местах дело столь обычное, что её порой и в расчёт не брали. Да к тому же капитан Скрантон был крепок, как брабантский битюг, его не возьмёшь обычной лихорадкой. Но тут был случай небывалый – лицо у него не то пожелтело, не то посерело, белки глаз стали бледно-розовыми, точно их выварили в кипятке, и трясло его, будто душа сей момент вылетит вон. Когда миновали Понтианак, лихорадка чуть спала, и капитан, не спавший две ночи, провалился в забытье.
Конец ознакомительного фрагмента.