Вера в себя. Как перестать сомневаться и начать действовать - стр. 13

Есть и такая грань, где критик бережёт не только от внешней боли, но и от внутренней. Он прикрывает нас от встречи с собственным величием. Это звучит пафосно, но в реальности очень просто: признание способности и желания масштабнее привычного требует принять на себя ответственность за их реализацию. Проще объявить себя «средним» и жить компактно, чем признать размах своих стремлений и начать строить график, в котором им найдётся место. Критик называет это скромностью, но часто это стратегическая маскировка. Разоблачить маскировку помогает ответ на честный вопрос: если бы я не боялся, что меня сочтут тщеславным, чего бы я захотел? Ответ не обязывает к громким жестам; он возвращает авторство. Критик успокоится, когда увидит, что желание не превращается в самовозвеличивание, а переводится в работу.

Критик особенно силён там, где мы зависим от внешних оценок. Если наша система самоценности целиком вынесена наружу, любая чужая эмоция становится датчиком нашей жизнеспособности. В такой системе легче всего управлять нами страхом. Мы приходим на собеседование, как на судилище, выступаем, как на минном поле, пишем письма, как будто каждое слово может взорваться. Возвращение центра тяжести внутрь не происходит за один заход. Оно складывается из десятков ситуаций, где мы выбираем действовать в согласии с собственными критериями достаточности. Постепенно критик начинает ориентироваться на них тоже. Он сравнивает нас не с абстрактной толпой, а с нашими же вчерашними версиями; он перестаёт кричать «все скажут, что ты ничто» и начинает уточнять: «этот абзац можно сделать яснее». Так меняется адресат его службы: теперь он работает на дело, а не на страх.

Иногда полезно дать критику задачу заранее. Перед встречей, презентацией, запуском можно прямо сказать себе: твоя роль – не обесценить, а подсветить слепые зоны до того, как меня услышат другие. Пусть он перечислит, чего боится, а затем пусть на каждую боязнь найдётся опора в действии: потренироваться на камеру, проверить факты, подготовить ответы на сложные вопросы, оставить время на дыхание. Мы признаём, что боимся, и не делаем из страха идола. В этой позиции критик получает удовлетворение от собственной полезности и не срывается на привычный крик. Ему, как и любому сотруднику, важно приносить пользу. Когда польза определена, его энергия перестаёт разрушать.

Научиться жить с критиком – не значит избавиться от него. Это значит перестать отдавать ему капитанский мостик. Мы в праве оставить его в рубке навигации, где он бдительно смотрит за рифами, но курс задаём мы. Мы вправе любить в нём того, кто тревожится о качестве, и не слушать того, кто отучил нас мечтать. Мы вправе благодарить его за ранние годы, когда он действительно защищал, и спокойно закрывать дверь, когда он пытается выдать старый страх за новый закон. И главное – мы вправе строить такую практику, при которой критик неизбежно становится союзником. Практика дела, которое доводится до конца, дисциплины, которая не нуждается в крике для поддержания, поддержки, которая не требует обесценивания, чтобы звучать убедительно. В этой практике он, возможно впервые, вздохнёт с облегчением и займёт своё место в нашей внутренней команде – рядом с любопытством, настойчивостью и добротой к себе. Потому что именно из этой компании рождается уверенность, которая не шумит и не машет флагами, но спокойно делает свою работу, превращая сомнения в ориентиры, а голос критика – в точную настройку.