Размер шрифта
-
+
Вера - стр. 5
косясь, замерзнув, исподлобно?!..
Младенцы наши – вот цветы:
в снегах да во поле сугробном!..
И дуют, дуют мне в скулу —
о, я давно их поджидала! —
Собой пропарывая мглу,
ветра с Ветлуги и Байкала,
Ветра с Таймыра и Двины,
ветра с Урала, Уренгоя,
С Елабуги, Невы, Шексны, —
идут стеной, рыдая, воя…
Изветренная ты земля!
Ты, вся продрогшая сиротски!
Ты – рваный парус корабля,
мазут машинный топки флотской…
И в то скрещение ветров,
в те слезы без конца-без краю,
В ту нашу ночь без берегов —
пошто я Сына выпускаю?!
И вот уж плачу! А волхвы,
стыдясь меня утешить словом,
Суют небесной синевы
громадный перстень бирюзовый
И шепчут так: «Носи, носи!..
Ведь бабам бирюза – от сглазу!..»
Ну, коли так, – меня спаси!..
А не спасешь – так лучше сразу…
А будет горе – знаю я.
Его к доскам прибьют гвоздями.
И будет вся моя семья —
тоска меж сохлыми грудями.
Лицо ногтями разорву.
Прижмуся ко Кресту главою.
И, словно чей-то труп – во рву, —
себя увижу… молодою,
Увижу снег, и теплый хлев,
пеленки мешковины хлебной,
Зубами как блестел, присев,
волхвиный царь с травой целебной…
И тельце Сына в пеленах,
как спелый абрикос, сияет,
И на ладонях-облаках
кроваво звезды не зияют,
И сено пряное шуршит,
и тяжело вздыхают звери,
И снег отчаянно летит
в дубовые, медвежьи двери.
Север. Звезды
Как белые кости, как пальцы скелета,
Впиваются скалы в прибой.
Здесь плечи земли лишь Сияньем согреты.
Небесный – ночьми – блещет бой.
Как я умирала, как я возрождалась —
Лишь знает бессмертный мой Бог.
Меня Он – людскую последнюю жалость —
Над зимней пустыней возжег.
Течет Плащаница над сизою тундрой.
Бьют копья в грудину земли.
Хрипеть уже – больно. Дышать уже – трудно.
Все звезды в гортань мне втекли.
И я, как гигантский тот Сириус колкий,
Тот страшный, цветной осьминог,
Вошла во предсердие мира – иголкой —
Одна! Ибо всяк одинок.
Все крови и кости в снегах пережжены.
Затянуты все черепа
Метельною бязью. Как древние жены,
Я – пред Мирозданьем – слепа.
Вот все мирозданье: меж Новой Землею
Пролив этот – Маточкин Шар,
И в небе Медведица плачет со мною,
Струя ослепительный жар…
Да, звезды мы! Резкие – режем! – светила!
Цветные мы сабли – наш взмах!
Да, наша изникла великая сила
В бараках, раскопах, гробах!
И вот над звериным свалявшимся боком,
Над грязною шерстью земной
Пылаем, сверкаем, зажженные Богом,
В тюремной ночи ледяной!
К нам – лица. К нам – руки.
К нам – плачущи очи.
Меж них, поводырь кораблю,
Горю, древний Факел военной полночи,
Копьем черный воздух колю.
Не впишут в реестры. В анналы не впишут.
Пылаю, стоцветный алмаз.
Иссохли ладони. И ребра не дышат.
Лишь воткнут пылающий Глаз
Гвоздем ослепительным – в небо над тундрой,
Над морем Голгофским моим,
Где плакал отец молчаливо и чудно,
Глотая седеющий дым
На палубе кренистой, обледенелой,
Где зелен, как яд, пьяный лед,
Где я завещала в снега кинуть тело,
Когда дух к Огням отойдет.
Укрощение бури
Ой ты, буря-непогода – люта снежная тоска!..
Нету в белом поле брода. Плачет подо льдом река.
Ветры во поле скрестились, на прощанье обнялись.
Звезды с неба покатились. Распахнула крылья высь.
Раскололась, как бочонок, – звезд посыпалось зерно!
И завыл в ночи волчонок беззащитно и темно…
И во церкви деревенской на ракитовом бугре
Тихий плач зажегся женский близ иконы в серебре…
Страница 5