Великий путь из варяг в греки - стр. 7

Нужно бы только отметить еще одно: в первом куске говорится о Варяжском море, по которому можно плыть до Рима и Царьграда, а во втором – только о том, что по Двине можно прийти к варягам, а от них добраться до Рима и потом до «пределов Хамовых». То есть на самом деле тут о плавании по морю ничего нет. Добраться-то можно и по суше.

Итак, перед нами «матрешка»: три текста, вставленных один в другой (даже четыре, если брать недатированное введение в летопись целиком). Думается мне, не слишком большой наглостью будет предположить, что сначала в текст рассказа о «Пути» (или, может быть, вернее было бы сказать, об «апостоле Андрее») была внесена вставка о «Волковском лесе», а потом уже это произведение внесено в «Сказание». Ну действительно, сложно представить, что кто-то специально разыскивает в «Сказании о грамоте словенской» внутреннюю вставку, чтобы ее разорвать и поставить еще одну!

Подробнейшим образом исследовавший это место Никитин кусок о пути и апостоле датирует началом XII века (на основании упоминания варягов), а отрывок о Волковском (у него – Оковском) лесе – скорее, его второй половиной, когда путь по Двине стал играть важную роль «для торговли Смоленска с Ригой, Готским берегом и “варягами”»[12].

Такое распределение представляется вполне логичным. По крайней мере, трудно оспорить выводы автора о том, что легенда о посещении Руси Андреем Первозванным не могла возникнуть ранее конца XI века. Ведь как в тексте ПВЛ («Зде бо не суть учили апостоли, ни прорици прорекъли»), так и в «Чтении о житии и о прогублении блаженнюю страстотерпца Бориса и Глеба» Нестора («Не беша бо ни апостоли ходили к ним, никто же бо им проповедал слова Божия») одинаково указывается, что на территории Руси не бывали апостолы. Стало быть, в момент создания этих произведений (последняя четверть XI века) легенды о посещении Руси Андреем не существовало.

Что касается датировки на основании упоминания варягов, тут Никитин опирается на факты, собранные еще великим знатоком Византии В.Г. Васильевским. Тот обнаружил, что в Византии варанги впервые упоминаются в императорском хрисовуле (документе, освобождающем от постоя воинских отрядов) в 1060 году. А все более ранние упоминания встречаются только в текстах, написанных значительно позже этого времени, даже если и относятся к рассказам о более ранних событиях.

На Русь же, по мнению целого ряда авторов, к которым примыкает и А.Л. Никитин, термин «варяг» проник не с севера, а как раз с юга. Повторять все аргументы этих историков долго, это тема специальных исследований. Скажу только, что мне они кажутся более убедительными, чем доводы их противников о собственно скандинавском происхождении термина «варяг». Почему-то скандинавы его никогда не использовали для обозначения тех, кто не послужил в Византии или на Руси. Это, скорее, указывает на заимствование в скандинавских языках данного слова («вэринг», «верный») из другого языка для обозначения конкретной категории людей, связанных с заграницей. Ну на самом деле: заимствовали в императорской России определенный род легкой конницы у венгров, так и назвали их гусарами. А посаженную на коней пехоту взяли у французов, и именовали драгунами. Все на том языке, откуда позаимствовали само явление. Так и тут!