Великий Краббен (сборник) - стр. 10
Убедившись, что клоуна откачали, зал разразился восторженными аплодисментами.
Но юный Сказкин не смеялся. Он испытал озарение. Эти русалки! Этот огонь! Эта вырвавшаяся на свободу вода с ее обитателями! Неужели в океане так страшно? Но решение было принято. Пусть горят огромные корабли, пусть дрейфуют в глухом тумане исполинские танкеры, пусть в ночи на волне защекочивают матросов ужасные русалки, он, Серп Иванович Сказкин, выбирает море!
Через пару лет Серп ушел в первую свою кругосветку.
«Рыба! Большая рыба! – орал Сказкин. – У меня, мой Агафон, глаза как перископы! Я в любом бассейне отыщу корчму! Я эту рыбу, мой Агафон, вот как тебя видел! В полукабельтове! Три горба, шея, как гармошка…»
«А фонтанчики, мой Серп?»
«Какие еще фонтанчики?» – свирепел Серп.
«Ну, фонтанчики… Перед самым первым горбом…»
«Какие фонтанчики? Не было там никаких фонтанчиков!»
«Вот видишь, мой Серп, – убеждал островной сирота. – Это все видения. Это тебя, мой Серп, до сих пор болезнь гложет…»
«А корову, мой Агафон, тоже болезнь слопала?»
Над темной громадой вулкана Атсонупури зависал серебряный хвост Большой Медведицы, почти перевернутой вращением Земли. В надменном молчании, в дымке, в курчавящихся волнах мнилось что-то надмирное. Вдали, где туман почти касался низкой воды, что-то тяжело плескалось. Касатка? Дельфин? При желании любой скользнувший в бухте плавник можно принять за горбы большой рыбы…
«Завтра, – сказал я Серпу, – заглянем с тобой в Львиную Пасть!»
«Ты что, начальник? – удивился Сказкин. – Где ты тут найдешь льва?»
Я ткнул пальцем в зазубренный гребень кальдеры:
«Видишь? Сюда и заглянем».
А завистливый Агафон вздохнул:
«Пруха тебе пошла, мой Серп. Я, считай, полжизни провел под этой горой, а вот умру, так и не узнав, что там за ее гребнем».
Сказкин в пруху не верил. Твердый характер ему мешал.
Будь у него характер помягче, до сих пор ходил бы по всем океанам мира.
Но однажды случилось так. После очередного почти двухлетнего отсутствия явился Серп Иванович в родную деревню. «Вот, причаливаю! – заявил жене. – Буду дома счастливо жить. Навсегда, значит, к тебе швартуюсь». Но Елена Ивановна Глушкова, уже бывшая Сказкина, так ответствовала: «Да нет уж, Серп, ты давай плыви дальше, а я уж пришвартовалась». И добила Серпа: «К местному участковому».
Участкового, носившего ту самую фамилию Глушков, Серп Иванович трогать не стал, но пуховики и перины, вывезенные из Канады, самолично распылил мощным бельгийским пылесосом, а сам пылесос порубил тяжелым малайским топориком. Неважно, что визу Серпу Ивановичу закрыли.
Свободу узникам Гименея!
Гигантские, в рост человека, душные лопухи. Белесое от жары небо.
На текущих шлаковых откосах мы еще могли утирать лбы, но в стланике лишились и этого некрупного преимущества – стланик, как капкан, цепко захватывал то одну, то другую ногу.
– Ничего, – подбадривал я Сказкина. – Скоро выйдем на голый каменный склон, а потом двинем по берегу. Там убитый песок, там ходить легче. Пару часов туда, пару обратно. К пяти вернемся.
– Да ну, к пяти! – не верил Сказкин.
– Тушенку взял? – отвлекал я Сказкина от мрачных мыслей.
– Зачем, начальник? Сам говоришь, к пяти вернемся.
– А фал капроновый?
– Да зачем…
Сказкин осекся на полуслове.
Прямо перед нами вверх по растрескавшимся, грозящим в любой момент обрушиться каменным глыбам в диком испуге промчался, косолапя, странно дыша, задыхаясь, как бы даже вскрикивая, медведь-муравьятник. Перед тем как исчезнуть в зарослях бамбуков, он на мгновение приостановился и перепугано мигнул сразу обоими глазами.