Великий князь Николай Николаевич - стр. 53
С другой стороны, нельзя не заметить, что такие люди, как Распутин, около которых обыкновенно лепятся опасные авантюристы и малочестные дельцы, обыкновенно появляются лишь в тех кругах, в которых на них обнаруживается спрос. При дворе не он был первый, не он, вероятно, был бы и последним при ином ходе событий. Перелагать лично на них всю ответственность за происшедшие события, конечно, неправильно. В здоровой атмосфере Распутин быстро потух бы, как это видно из последующих отношений к нему Николая Николаевича, и его сила расцвела махровым цветом лишь вследствие окружавшей его в стенах царского дворца больной атмосферы.
Главный ужас распутинского времени был в том, что он оказался не в одиночестве. Его весьма быстро захватили в тесное кольцо разного рода авантюристы, влиянием которых и расшатывался авторитет центральной власти, венчавшийся русским монархом.
Люди искренние и независимые сами отходили от власти, на место же их приходили льстецы и угодники, потакавшие ошибкам императора и не желавшие своевременно открыть ему глаза на происходившее кругом.
Великий князь был большим любителем всякого рода построек, и в этом отношении он унаследовал страсть своего деда императора Николая I. Он сам прекрасно комбинировал и вычерчивал схемы деревенских хозяйственных сооружений, которые и осуществлялись им в его подгородном имении Беззаботном. Это Беззаботное лежало под Петербургом, между Стрельной и Красным Селом, в 8—10 верстах к югу от Стрельны. В нем было земли всего лишь около 240 десятин; для жизни был выстроен обыкновенный деревянный небольшой дом, но дополнительных затей было много. Великий князь Николай Николаевич страстно любил животных, и одним из любимейших развлечений его была забота по разведению у себя улучшенных пород лошадей, коров, овец, коз, собак и всякого рода птицы. Все это жило и кормилось частью в Беззаботном, частью в другом его имении Першино Тульской губернии.
В Беззаботном главной отраслью хозяйства было разведение какой-то особой породы серых коз, дававших вкусное, легкоусвояемое и особо питательное молоко. Этот вид молочного хозяйства был у него поставлен образцово. Я помню, с каким увлечением и искренней гордостью великий князь рассказывал нам в Ставке в минуты отдыха о способах промывки посуды, отнимавшей у козьего молока особый присущий ему неприятный привкус. Виден был сразу тонкий и много читавший сельский хозяин. Очевидно, что весь удой был нарасхват, разбирался на месте; все же высококультурное хозяйство в конечном счете, кроме убытка, ничего не давало. Но его ведение служило источником наслаждения для его хозяина; в него он вкладывал, как это ни странно звучит, свою нежную душу. Разумеется, что теперь это имение, как водится, разграблено начисто.
Козам Беззаботного и мое «спасибо», а их хозяину, великому князю Николаю Николаевичу, – глубокая душевная признательность за тонкое ко мне в прошлом внимание и деликатную обо мне заботу. Занимая должность генерал-квартирмейстера в Ставке, я зимой 1914/15 г. заболел на почве переутомления нервной экземой левой руки. Болезнь была очень упорной и мучительной при перегруженности работой. Кроме всякого рода медицинских средств мне прописана была строжайшая молочная диета, и я не мог отказаться от настойчивого почти требования великого князя перейти на молочное довольство ему принадлежавших коз Беззаботного. Ежедневно с пассажирским поездом мне доставлялась оттуда суточная порция бесподобного свежего козьего молока, пользование которым, конечно, ускорило мое выздоровление. Но независимо от этого я успел убедиться на самом себе в том, как великий князь мог быть тонко внимателен и заботлив к людям, которые его окружали и работали вместе с ним. С бесконечной благодарностью я вспоминаю об этом трогательном эпизоде, оставившем во мне неизменную память с необыкновенно душевном и заботливом человеке, каким по существу был великий князь Николай Николаевич.