Великие мужчины XX века - стр. 42
Юлий был под сильным впечатлением от спектакля, но огорчался, что никто не занимается им, а он понимал, что ему надо учиться. Питоевы после «Чайки» решили ставить Ибсена. Жорж начал репетировать «Доктора Штокмана». Ученики допускались на репетиции, но их в расчет никто не принимал, и Юлий решил уехать в Англию к Михаилу Чехову. Нужно было рекомендательное письмо, и тут он вспомнил об отце и его новой жене. Мать начала болеть, очень боялась войны, и, когда начался «бег» из Парижа в США, она с сыном уехала в Китай.
В Шанхае он чаще бывал в доме отца, чем у себя. Ему нравилась Корнакова, ее рассказы, ее элегантность, заразительность, увлеченность искусством. Последний раз он встретился с ней в 1948 году, когда отец с Корнаковой прилетал в США повидать детей, за год до смерти. Близости с отцом не было. Детство, Владивосток, Харбин, Шанхай были от Юлия уже далеко. Он не испытывал к отцу прежних чувств. Катерине Ивановне было тогда пятьдесят с небольшим, а на вид можно было дать все шестьдесят. Ничего не осталось от элегантно одетой актрисы, перед Юлием стояла пожилая опустившаяся женщина в бесформенном, чуть ли не бумазейном халате, в шлепанцах. «Лицо постаревшее, обрюзгшее, в каких-то лиловых прожилках – и тусклые, погасшие узкие глаза», – писала Нина Ильина об этом периоде ее жизни.
Борис Юльевич умер скоропостижно и не успел сделать нужных распоряжений. После смерти мужа Корнакова переехала в Англию, жила в Лондоне бедно, средств к существованию практически не было, она пила. Катерина Ивановна умерла в августе 1956 года от рака. Как пишет Ильина со слов общей знакомой, «когда Катерина Ивановна заболела, нечем было заплатить за отдельную палату, лежала в общей, страдала от этого. В то время в Лондоне жил Юлий, то ли фильм какой крутил, то ли так приехал. Я хотела бы пробиться к нему в отель Claridge просить, чтоб дал денег на отдельную палату, – что ему стоило сделать благородный жест, великодушие проявить к мачехе, в память отца хоть бы…». Но Корнакова запретила обращаться к нему, просила только, чтобы, когда она умрет, не оставил бы девочку, о девочке бы позаботился. Юл не приехал на похороны, и с приемной дочерью отца так никогда и не встретился и не помогал ей. Он уже тогда научился отсекать от себя все, что мешает, что не нужно его карьере.
Приехав в США, он оставил мать на попечение друзей, а сам сразу отправился в Риджфилд, недалеко от Дэнбери, к Михаилу Чехову. Письмо Корнаковой сыграло свою роль. Чехов, или, как называл его Юлий, «профессор», принял его и с осени 1941 года начал заниматься с ним и Георгием Ждановым. Английский язык Юлий знал слабо, и ему с трудом далась роль Фабиана в «Двенадцатой ночи» Шекспира, хотя текста было – кот наплакал. Чехов не находил в нем больших актерских способностей. По его мнению, чувственный рот и хорошо тренированное тело плюс приятный голос скорее могли бы пригодиться в кино. Тем не менее он поставил его имя на афишу спектакля, сыгранного в Нью-Йорке 8 декабря 1941 года с известной актрисой Беатрис Стрейт в роли Виолы: Фабиан – Юл Бриннер. Так появилось это имя, вместо привычного в семье Юлий.
Почти полтора года прожил Юл в Риджфилде, наезжая к матери в Нью-Йорк. Все время были нужны деньги – платить за учебу, за лекарства, за сиделок, матери становилось все хуже и хуже. Кем только он не работал! Швейцаром, официантом, в цирке, рабочим на бензоколонке. Он с лихвой испытал на себе, что значит быть иммигрантом с плохим знанием языка – английский давался с трудом. Иногда он находил работу в русских ресторанах: пел под гитару цыганские романсы, особенно имел успех «Окончен путь», иногда пел в дорогих ночных клубах типа «Голубого ангела». Его часто приглашали на всякого рода вечеринки. У него были дерзкие глаза и обещание в голосе, противиться которому было нельзя. Непроницаемость и внешняя бесстрастность отличали созданный им имидж, на самом деле в нем бурлили страсти.