Великие князья Дома Романовых - стр. 20
В первое время после новой женитьбы Павел опять сделался с матерью непривычно хорош. Охлаждение их отношений, думаю, наступило не только оттого, что великий князь уверовал «доброжелателям», которые упорно нашептывали: мол, матушке следовало бы освободить трон ему, законному наследнику своего незабвенного отца. Екатерина, стоило ей захотеть, сумела бы переубедить сына. Она обладала просто фантастической способностью убеждать. К тому же на ее стороне были неопровержимые факты. Вступая на престол, Петр III ни словом не обмолвился о своем сыне и не подумал назвать его наследником. А поскольку закона о престолонаследии в России не существовало, то считать Павла, как единственного сына, законным наследником не было никаких оснований. Законным наследником он стал только с той минуты, как его провозгласила таковым матушка. Причем ее наследником, а вовсе не покойного родителя. Так что ничего кроме благодарности он, казалось бы, к матери испытывать не должен. Почему она не объяснила ему всего этого, почему не воспользовалась своим даром убеждения?
Думаю, ее отталкивало от великого князя нечто такое, о чем она не могла и не хотела рассказать никому. Попробуем представить чувства женщины, которая точно знает, что отец ее ребенка – вовсе не убиенный Петр Федорович, а между тем ребенок становится все больше и больше похож именно на Петра. Сначала она недоумевает. Потом ее охватывает тревога: наверняка никакого сходства нет (потому что и быть не может), значит, это игра ее больного воображения, измученного угрызениями совести (угрызения, вероятно, и вправду мучают)? Потом, когда сходство становится очевидным для всех, ее охватывает ужас (который приходится постоянно скрывать): что, если это сходство – Божья кара?
Великая княгиня Мария Федоровна, вторая жена Павла Петровича.
Павел, конечно же, знал о том, как умер его отец. Не подробности, нет. Только сам факт насильственной смерти. Знали об этом не только при русском дворе и всех царствующих дворах Европы. Знали многие, слишком многие. Достаточно вспомнить историю, случившуюся в Вене. Дело было так: путешествуя по Европе со своей второй женой, которую тоже нашла ему матушка и за которую он в течение нескольких лет был государыне искренне благодарен, великий князь был приглашен в императорский театр. Должны были давать «Гамлета», но актер Брокман отказался выйти на сцену, опасаясь, как бы высокий гость не усмотрел в пьесе намека на свои отношения с матерью, «безнаказанной подстрекательницей убийства его отца». Так что кое-кто в Европе ему сочувствовал. Более того, им восхищались: «В Версале он производил впечатление знатока французского двора, изучившего его так же хорошо, как и свой. В мастерских наших художников (с наибольшим интересом он виделся главным образом с мсье Грезом и мсье Гудоном) он выказал такие познания в искусстве, которые делали для них его одобрения более ценными (как не вспомнить добрым словом учителей, приставленных к великому князю ненавистной матушкой. – И. С.). В наших лицеях и академиях своими похвалами и вопросами он доказал, что он давно знает тех людей, просвещенность и добродетели которых сделали честь их веку и их стране». Между прочим, написал это не кто-нибудь, а Мельхиор Гримм, доверенное лицо Екатерины Великой, прекрасно знавший все нюансы ее отношений с сыном.