Великие Цезари - стр. 63

Вот оно милосердие по Цезарю: уж коли уцелели, разрешаю вам жить у себя на родине; вы так храбро бились, что пришлось вырезать почти весь народ, но зато оставшихся не продадут в рабство.

Не подоспевшие к нервиям адуатуки (если бы явились вовремя, римляне могли потерпеть сокрушительное поражение) вернулись с похода домой, узнав об исходе боя. Они укрылись в защищенном самой природой городе – со всех сторон были неприступные скалы, а единственный проход был загорожен бревнами и камнями. Но это варварам казалось, что они тут в безопасности и их крепость неприступна. Они не ведали, что у римлян есть осадные машины, один вид которых их так устрашил, что они сдались, но часть оружия припрятали и подняли ночью мятеж, который, конечно, был подавлен, и Цезарь продал перекупщикам рабов пятьдесят три тысячи адуатуков. А могли бы жить у себя на родине и быть свободными. Сами виноваты.

После этого Цезарь решил, что Галлия наконец-то покорена и об этом послал подробный отчет в столицу. И хоть господа сенаторы не любили Цезаря, но его блестящие победы и вместе с ними сотни тысяч дешевых рабов и груды золота, хлынувшие в Рим, затмили глаза и им. Сенат постановил отметить победы римского оружия в Галлии пятнадцатидневными молебствиями. «Отличие, – отмечает Цезарь, – которое до сих пор никому не выпадало на долю».

Однако, несмотря на одержанные над варварами победы, до полного «замирения» (именно такой термин применяет Цезарь) было еще очень далеко.

На одной из страниц своей третьей книги «Записок» он замечает: «…вообще люди от природы стремятся к свободе и ненавидят рабство».

Галлы в этом смысле не были, разумеется, исключением и не смирились с навязанной им римлянами моделью верноподданных, по которой они обязаны платить дань, отдавать заложников и быть живым товаром на невольничьих рынках.

В зимние месяцы пятьдесят седьмого и пятьдесят шестого годов проконсулу вновь пришлось заняться ратным делом. Сначала альпийские горные племена напали на лагерь двенадцатого легиона, и римляне, неся потери, с трудом вырвались из окружения и вынуждены были искать зимние квартиры в Провинции.

А молодой Публий Красс, сын триумвира, зимовавший с седьмым легионом «у самых берегов Океана, в стране андов», решил послать своих людей за провиантом к соседним племенам, в том числе и венетам, известным как опытные мореходы. Они задержали фуражиров, их примеру последовали и другие общины и потребовали у римлян отпустить своих заложников в обмен на задержанных солдат.

Повод к очередной кровавой бойне был нешуточный, и Цезарь, разумеется, тотчас же им воспользовался, при этом послал Лабиена в Бельгию, а Красса в Аквитанию, чтобы они держали эти крупные народы «в повиновении», пока он будет разбираться с этими морскими разбойниками венетами. На этот раз полководцу пришлось вести непривычную войну не на суше, а на воде, и для этого пришлось строить флот. Корабли противника были плоскодонными, что давало им преимущество на отмелях и во время отлива, и парусными. В отличие от римских, гребных (паруса служили лишь вспомогательным средством), что тоже давало врагу превосходство в скорости и во время маневрирования.

На носах римских кораблей примерно на уровне воды были так называемые «ростры» (дословный перевод – клювы), тараны из меди и стали, которыми делали пробоины в кораблях противника. Но этот метод не приносил результата, потому что суда венетов были из дуба, да и посадка у них была низкая. Хитроумные римляне, однако, нашли прекрасный способ борьбы: с помощью прикрепленных к шестам серпов они перерезали крепившие снасти канаты, и когда корабль терял управление, брали его на абордаж, ну а дальше все было в личной храбрости и умении вести рукопашный бой. Победа вновь оказалась за Цезарем, и он приказал побежденных продать в рабство в назидание тем, кто осмелится захватывать в плен мародерствующих римских фуражиров.