Великая война. Верховные главнокомандующие (сборник) - стр. 78

Наш посол в Париже, А. П. Извольский, служивший в этом вопросе посредником, телеграфно ответил в Петербург, что Делькассе не думает, чтобы переговоры с Турцией могли бы к чему-нибудь привести. Поэтому он считал более целесообразным обеспечить, не теряя времени, восстановление Балканского блока, направив его против Турции. Такая политика, по мнению Делькассе, соответствовала бы в более значительной степени французской[130] и английской точке зрения на данный вопрос.

Параллельно с этим, нашему послу на Quai d’Orsay[131] дано было понять, что для дела Держав согласия, быть может, было бы даже выгоднее допустить Турцию в состав противной стороны, дабы, в случае победы, покончить с нею, как с европейской державой, раз навсегда.

Так как в случае враждебного выступления против Держав согласия Турции, главную опасность представляла ее армия, сосредоточенная на европейском театре, а не на азиатском, то, зная вероломство турецкой политики, представлялось бы чрезвычайно рискованным дать Турции возможность беспрепятственно собрать ее 200-тысячную армию во Фракии, при каковом положены она могла оказаться хозяином положения на всем Балканском полуострове. Это соображение должно было иметь тем большее значение, что русский посол в Константинополе, Гирс, высказывавшийся вообще за скорейшее принятие предложения Энвера, в целях отрыва Турции от сближения с Германией, вместе затем сообщал, что в его руках имеются определенные свидетельства наличия секретных переговоров между Турцией и Болгарией, касательно общности действий в наступившем кризисе, опираясь на Австрию и Германию. Хотя и существовало мнение, что Турция еще не окончательно связана с союзом Центральных держав, но позиция Германии, занятая ею в Константинополе со времени вступления императора Вильгельма II на престол, и наличие в Турции германской военной миссии ясно доказывали, что оттоманское правительство давно уже перестало быть свободным в выборе союзников.

Еще в 1910 г., в бытность нашего министра иностранных дел в Германии, С. Д. Сазонов имел случай беседовать с императором Вильгельмом в Потсдаме по вопросу об отношениях Германии и Турции. В этой беседе русский министр коснулся роли Германии в развитии панисламистского движения.

– Пока пропаганда эта оставалась исключительно на религиозной почве, – сказал С. Д. Сазонов, – т. е. служила проявлением лишь духовной идеи халифата, Россия могла еще относиться к ней без особой тревоги. Но с тех пор, как пропаганда панисламизма приняла характер политический, наше отношение к ней, – сказал русский министр, – должно измениться. Выступление германского императора в роли покровителя мусульман не может не внушать нам немало беспокойства. Появление нового халифата – «берлинского» – естественно должно беспокоить Россию, насчитывающую свыше 20 миллионов мусульманских подданных, и вызывать ее недоверие.

В силу всех этих соображений, предложение Энвера, естественно, не могло не вызвать к себе подозрений и поэтому Великий князь Верховный главнокомандующий не считал желательным давать турецкому правительству право делать заключение о важности для России отвода от нашей кавказской границы войск 9-го и 11-го пограничных корпусов. В самом деле, в политическом отношении такая позиция могла бы быть истолкована как признак слабости России; в действительности же, Турция, с военной точки зрения, по тогдашней оценке, не представляла русской кавказской границе особой угрозы. Гораздо более важной задачей представлялось препятствование Турции сосредоточить ее силы во Фракии.