Великая Степь. Басжок - стр. 18
Все замерли. Надия-тате орудовала сосками верблюдицы несколько минут и с каждой секундой становилась всё мрачнее. Она уступила место у вымени Канат-ата, тот отставив ковш в сторону тоже запустил руки под живот верблюдице, от чего та грозно заурчала и набрала полный рот слюны.
– Молока нет,– испуганно шепнул Ваня.
– Это как? Малыш выпил?
– Нет, Бабнадя говорила, что позовёт твоего деда потому, что верблюжонок не может рассосать вымя.
– А Канат-ата ветеринар что ли? – удивлённо прошептал Амир.
– Чего? – повысил голос Ваня и выпучил глаза.
Он хотел сказать ещё что-то, но Надия-тате увидела смотрящих в окошко пацанов и тут же согнала их с сеновала.
*
Амир и близнецы наблюдали за тем, как уходят со двора тёти Нади задумчивые гости. Застолья не было. Приглашенные взяли угощение с собой в газетках, полиэтиленовых пакетиках и молча разошлись по домам. Надия-тате принесла из дому соску для телят, наполнила её коровьим молоком и теперь поила верблюжонка расстроенная и мрачная.
Дедушка ушел первым. Он пронёсся мимо Амира с перекошенным злобой лицом и хлопнул калиткой.
– Заночует видимо у нас сегодня, – кивнул на Канат-ата Ваня.
– Мда –уж,– протянул Саня. – Опять всю ночь слушать как он завывает… Помнишь, как тогда, когда овцы стали дохлых ягнят рожать?
Он посмотрел на брата, но наткнулся на взгляд Амира.
– Чего? – буркнул Саня.
– Я чего-то не понимаю,– Амир смотрел то на одного близнеца, то на другого. – Мой дедушка… он кто?
Сегодня было жарче, чем вчера. Пацаны сидели под кустом у котловины и млели от жары. От домов слышался жалобный рык мамочки-верблюдицы и кукареканье Султана.
– Так вы расскажете? – Амир маялся от неизвестности.
– Ну чего ты пристал, – вяло ответил лежащий на циновке Саня.
Он обмахивался наподобие веера увядающим листом, сорванным с кабачковой грядки в огороде Бабнади, ловил каждое дуновение, прикрыв глаза.
– Да мы и сами толком не знаем,– пожал плечами Ваня.
Он встал со «свистнутой» у Надия-тате циновки и стал разминаться.
– Ух! – воскликнул Ваня, и резко, с хрустом повернул корпус. – Тут все к Канат-ата идут, случись что…
– Ага,– Саня сел и запустил руку в куст. – В позапрошлом году в здесь, в ауле, не протолкнуться было, каждый день джипы, тачки крутые….
– Это с чего вдруг? – удивился Амир.
– А это всё до твоего деда ездили, – Саня скривился, уколов ладонь сухой веткой.
Он поднёс ладонь ко рту и стал кусать ранку.
– Он вроде знахаря,– Ваня поднял с земли кусок сухой глины и запустил в воду. – Местные говорят «Баксы».
– Серьёзно? – не поверил Амир. – И чего прям лечит?
– Ну ты дурак? – возмутился Саня. – С фига бы тогда сюда всякие «крутики» мотаться стали? Курорт тут?
– А сейчас тогда чего здесь нет никого? – Амир в ответ на «дурака» показал Сане средний палец.
– А Дед твой запретил, – Ваня вернулся на циновку, достал из-под куста их с братом тайну и передал Сане. – Бабушка сказала, что вроде как ещё вначале года пришел к ней чаёвничать и велел всем передать, что в этом году никого принимать не будет. А потом заперся до мая в доме и не выходил. Бабнадя думала, помирать собрался…
*
Это были славные калоши. Служили верой и правдой почитай пятнадцать лет и вот прохудились. Надежда печально осматривала трещину в подошве, которую уже никак нельзя было залатать. Под окном захрустел выпавший ночью снежный пух, затем скрипнула обитая дерматином входная дверь и из передней послышалось: