Великая разруха. Воспоминания основателя партии кадетов. 1916-1926 - стр. 18
В Москве стало спокойно, довольно свободно. Я удивлялся, как в такое короткое время у большевиков оказалось столько исполнителей и столько перешло к ним. Террора еще сильного не было. Например, в Английский клуб, где мало стало бывать народу, как-то пришли красноармейцы, заставили поднять руки вверх игравших в карты, обыскали кассу, в которой почти ничего не было, выпили, забрали несколько бутылок вина и ушли.
Кажется, в начале ноября состоялись выборы в Учредительное собрание. Выборным производством, а потом и подсчетом голосов ведали служившие до этого в губернском присутствии, и все шло правильно. В день выборов я объехал на автомобиле несколько городских выборных пунктов. На улице стояли столики, где раздавались партийные списки, между прочим и наши, кадетские. Но уже на глаз было видно, что гораздо более берут социалистическо-большевистские списки. Оживления, как при выборах в Думы, не заметно. В участковых комиссиях сидят и буржуазные члены (Маклаков, Новгородцев). По Москве, где мы всегда имели такое преобладание, мы провели, кажется, только двоих – Кокошкина и Астрова. По Московской губернии по кадетскому списку был выбран только я, и то при помощи правых. У нас в комитете было из-за партийной вражды много противников соединения списков, и тогда все, и мы, и правые, провалились бы. Но благоразумие и логика арифметики взяли верх. Хотя у нас предвыборного блока и не было и все мы шли с особыми списками, но мы эти списки соединили. Таким образом, я прошел благодаря добавочным голосам правых и клерикальных групп, староверов, каких-то хоругвеносцев из Сергиева Посада и прочих. Они, как получившие менее голосов, чем кадеты, своих не провели, но действовали разумно, так как способствовали проведению к.-д. вместо большевика или с.-р.
Этим простым соображением и логикой затуманенные партийностью люди не руководствуются и теперь, даже после урока большевизма. Например, отколовшаяся от нас группа к.-д., назвавшая себя «демократической», и даже другие к.-д., которые за Милюковым стремятся еще дробить партию, образуя каких-то середняков, не сходясь с остальными по некоторым тактическим вопросам. Выборы по Московской губернии показательны.
Если прежде в борьбе против самодержавия за конституцию и правопорядок был естественен и допускался нами крен налево, то как же в борьбе с несравненно более жестоким деспотизмом большевиков не допустить крена направо? Но однобоких, как и горбатых, исправит, очевидно, только могила. Гибкость у них – лишь на одну сторону, а потому они, дробясь, и пребывают теперь в блестящей бездейственной изоляции, в положении оппозиции его величества большевизма. С самого начала угрозы большевизма, а потом на юге России и в эмиграции я стоял за широкое противобольшевистское единение, не смущаясь его естественной правизной.
Всего кадетов в Учредительное собрание прошло человек двадцать. В нем мы были бы крайними правыми. От губерний, не от городов, кроме меня из к.-д. никто не прошел.
Глава 4
Вся власть Учредительному собранию! 1917—1918 годы
(Петропавловская крепость)
С благопожеланиями и с огромными надеждами на Учредительное собрание выехали мы 27 ноября[5] с Астровым, Шингаревым и Кокошкиным, тоже выбранными в Учредительное собрание, из Москвы в Петроград. Так как большевики начали уже проявлять полноту своей власти, то нам некоторые отсоветовали ехать, но мы не сочли возможным этого сделать, раз выбирались и были выбраны, как это мотивировал Шингарев в своем предсмертном дневнике. Некоторые же наши сочлены по партии, будучи тоже выбраны, предпочли даже уехать из Петрограда с чужими паспортами. Шингарев и Кокошкин остановились у графини СВ. Паниной на Сергиевской, а я в «Европейской», которая уже успела быстро опуститься. В передней всегда была толпа, в комнатах постоянно бывали обыски, как говорили для борьбы со спекуляцией. И мою комнату поверхностно обыскали.