Великая. История «железной» Маргарет - стр. 4
С пяти лет я обучалась игре на фортепиано, моя мать тоже играла. Мне повезло найти отличных учителей и завоевать несколько призов на местных музыкальных фестивалях. Фортепиано, на котором я играла, сделал мой двоюродный дедушка Джон Робертс, живший в Нортэмптоне. Он же делал и церковные органы. Когда мне было десять, я навестила его и была потрясена тем, что он позволил мне поиграть на одном из двух органов, которые он строил в помещении, похожем на амбар, в своем саду.
К сожалению, в шестнадцать лет я прекратила заниматься музыкой из-за нехватки времени. Тогда я готовилась к поступлению в университет, но до сих пор сожалею, что больше не занималась музыкой. А ведь в детстве я нередко аккомпанировала, когда мой отец (обладатель хорошего баса) и мать (контральто), а иногда друзья семьи пели старые любимые песни «Священный город», «Потерянный аккорд», арии Гилберта и Салливана и пр.
Одним из сильнейших моих впечатлений было посещение Лондона в двенадцатилетнем возрасте. В сопровождении друга моей матери я прибыла на поезде на станцию Кингс Кросс, где меня встретили друзья нашей семьи, которые должны были обо мне позаботиться. Лондон меня ошеломил: станция Кингс Кросс казалась гигантской суматошной пещерой, остальной город был ослепительной торговой столицей империи. Впервые в жизни я увидела людей из других стран, некоторых в национальных костюмах Индии и Африки. Шум транспортного и пешеходного движения будоражил. А почерневшие от копоти здания обладали мрачным величием, напоминавшим, что я нахожусь в центре мира.
Скиннеры показали мне все обязательные достопримечательности. Я кормила голубей на Трафальгарской площади; спустилась в метро – несколько отталкивающий опыт для ребенка. Я посетила зоопарк, где покаталась на слоне и в ужасе отшатнулась от рептилий, последнее предвосхитило мои будущие отношения с Флит-стрит{ Улица в Лондоне, где располагаются газетные издательства. (Прим. ред.)}. Оксфорд-стрит меня разочаровала. Она оказалась гораздо уже, чем представлялась мне в воображении. Мы посетили собор Святого Павла, где Джон Уэсли молился в утро своего обращения, и, конечно, здание парламента и Биг-Бен, которые совершенно не разочаровали. Я сходила взглянуть на Даунинг-стрит, но в отличие от юного Гарольда Вильсона{ Вильсон Джеймс Гарольд, барон Риво (1916–1995), политик-лейборист, лидер партии с 1963, премьер-министр Великобритании (1964–1970, 1974–1976); один из выдающихся британских государственных деятелей XX в. Слова М.Тэтчер должны навести читателя на мысль о ее скромности и непомерных амбициях лейбористского политика. (Прим. ред.)} не почувствовала своей связи с домом номер десять.
Кульминацией всех моих восторгов стал мой первый визит в театр Кэтфорд в Льюисхэме, где мы смотрели знаменитый мюзикл Зигмунда Ромберга «Песня пустыни». Три часа я провела в другом мире, унесенная, как и героиня, бесстрашной Красной тенью. Впечатление было так сильно, что я купила ноты и играла по ним дома. Было трудно покидать Лондон и Скиннеров, которые так меня баловали. Ведь благодаря их доброте я увидела, выражаясь словами Талейрана, la douceur de la vie (сладость жизни).
Наша религия была не только музыкальной и социально ориентированной, но также и интеллектуально стимулирующей. Основной политической тенденцией среди методистов и других протестантов в нашем городе была близость к левому крылу и даже пацифизму. Методисты в Грэнтеме организовали референдум 1935 г., распространяя среди избирателей опросный лист, по итогам которого большинство проголосовало «за мир». В истории не зафиксировано, как сильно Гитлер и Муссолини были тронуты таким результатом, но в доме Робертсов были свои взгляды на этот счет. Референдум был нелепой затеей, отчасти приведшей к отставанию национального перевооружения, необходимого, чтобы отпугнуть и в конечном итоге одержать победу над диктаторами. По этому и другим вопросам мы, стойкие консерваторы, имели свое особое мнение. Наш друг Скиннер был энтузиастом референдума. Он был добрейшим и святейшим человеком; годы спустя он венчал меня и Дэниса в лондонской часовне Уэсли. Но человечность не заменяет политической трезвости.