Великая грешница - стр. 50
В словах княжича Маржарет уловил угрожающие нотки, чего он никогда не терпел.
– Что вы себе позволяете, сударь? Выйдете из шатра!
– И не подумаю! Либо ты перестанешь крутиться вокруг царевны, либо я навсегда покончу с этим.
– Тысячу чертей! – загорячился Маржарет. – Не хотите ли, сударь, вызвать меня на поединок? Моя шпага к вашим услугам.
Маржарет с вызывающей улыбкой положил кисть на эфес шпаги, а Василий стиснул рукоять сабли. И быть бы, наверное, поединку, если бы в шатер привлеченный громкими голосами не вошел боярин Годунов.
– Что ты здесь делаешь, княжич?
Василий замешкал с ответом, а находчивый гасконец произнес с улыбкой:
– Сей юноша, монсеньор, захотел посмотреть на мою шпагу. Мы поспорили, чье оружие крепче.
– Ну и чье, Василий?
– Сабля, боярин.
Василий Григорьевич глянул на обоих, хмыкнул и строго молвил:
– Ты вот что, княжич. Больше не заходи в шатер Маржарета. И не забывай дело свое. Ступай!
Глава 17
Жила царевна Серебрянкой
Ксения возвратилась в Москву вместе с поездом царицы Марьи, отбывшей из Троицкой обители. После продолжительного доклада боярина Григория Годунова государь Борис Федорович допрежь встретился с дочерью, а затем с верховой боярыней.
– Зело доволен тобой, боярыня. Ксению не узнать. Весела, жизнерадостна, здоровьем цветет.
Обычно задумчивые, зачастую снулые глаза Бориса Федоровича, на сей раз были веселыми и добрыми.
– За твое радение награждаю тебя еще одним сельцом, что недалече от твоего Мугреева.
Мария Федоровна земно поклонилась.
– Но вновь хочу упредить тебя, боярыня. О поездке царевны на Серебрянку – ни слова.
– Я умею хранить тайны, великий государь.
– И другие будут хранить! – жестко заключил Годунов.
Все люди, обеспечивающие тайную поездку царевны на лесной починок, были сурово предупреждены начальником Сыскного приказа Семеном Годуновым. Каждый из них ведал: кремлевская Пыточная, коей когда-то распоряжался Малюта Скуратов, ныне находится в ведении Семена Годунова, и она не остается без кровавой работы катов, а посему вся дворцовая обслуга царевны Ксении хранила глухое молчание.
И все же: тайна – та же сеть: ниточка порвется – вся расползется. По боярской Москве испустились слухи: царевна не на богомолье ездила, а тешиться в неведомые места, где она отошла от старины и дедовских обычаев. Ревнители древнего благочестия костерили царя и царевну. Но слухи, оставались слухами, ибо доподлинно никто не мог ничего сказать. Встрепенулись приверженцы старины, когда на Москву прибыл свейский принц Густав. Тут уже не слухи бояр взбаламутили, а явь.
– Дивны дела твои, Господи! Царь, еще не женив дочь свою, русские земли иноверцу раздает. Калугу с тремя городами Густаву посулил.
– Чу, и Углич – удел убиенного царевича Дмитрия. Не кощунство ли?
Бояре глухо роптали, а Борис Годунов, заботясь о расширении пределов Московского царства, настойчиво добивался своей давно задуманной цели. Из борьбы между Польшей и Швецией он извлек большую выгоду – перемирие, удовольствие отнять у польского короля Сигизмунда титул короля свейского, а вкупе с этим прибрать давно желанную Ливонию, и прибрать ее, казалось, теперь будет несложно, ибо появилась возможность заключить тесный союз со свейским королем против Польши. И в этом деле решающую роль сыграет свадьба Ксении с принцем Густавом, пообещав тому Ливонское королевство.