Великая грешница - стр. 27
– Ой, какой пригожий боярич идет к воротам! Нет, ты глянь, царевна-государыня.
Ксения посмотрела вниз и увидела молодого, высокого, русокудрого молодца в алом кафтане и в белых сафьяновых сапожках, спешащего во дворец.
– Да то ж мой сын Василий! – встрепенулась Мария Федоровна.
– Сын? – вскинула на верховую боярыню свои пушистые ресницы царевна. – Тот самый, о коем ты сказывала?
– Тот самый, государыня-царевна.
Марии Федоровне как-то привелось поведать о своих детях. Это случилось совсем для нее неожиданно. На Ксению накричала мать, хотя и провинности за царевной особой не было. Сердитая царица удалилась в свои покои, а на глаза царевны навернулись слезы. В эту минуту Марии Федоровне хотелось прижать Ксению к груди, но того ей не дозволялось: не родное чадо. Лишь украдкой вздохнула верховая боярыня.
Ксения же нежданно-негаданно спросила:
– А твои дети любят свою матушку, боярыня?
– Мои дети?
Мария Федоровна слегка замешкалась: уж слишком необычный вопрос задала царевна, знать, нелегко на ее сердце.
– А как же мать не любить, государыня-царевна? То Богом заповедано: «Возлюби ближнего своего». А кто у чад самый ближний? Родная мать да отец. У меня два сына и дочь. Дочь уже сосватана за доброго человека, старший сын тоже женился, а младший, Василий, еще в отроках ходит. Ныне ему шестнадцать годков, у государя в стряпчих пребывает. Его-то я, почитай, каждый день вижу. Славный он у меня выдался. Сердце у него доброе.
– Поведай о нем, боярыня, – заинтересовалась Ксения, ибо она мало, что знала о том, как живут нецарские дети. – Рощи и луга посещает? Зимой в святочные игры играет?
– Всенепременно, царевна. Он у меня не любит в хоромах сидеть. Непоседлив и нравом веселый. Как-то в Святки ряженым ходил. Всю челядь рассмешил. Василий даже с мужиками гадать подался, вот неугомонный.
– Поведай! Как это было? – живо откликнулась Ксения.
– Выходил мой Василий с мужиками на дорогу и припадал ухом к земле: не послышится ли шум от нагруженных возов. Если ухо уловило такой шум, значит, будет добрый урожай, если нет, то доброго урожая не жди. Гадали и на снопе.
– Зимой на снопе?
– Мужики загодя приносили сноп из овина в избу и ставили его на лавку в угол. И Василий мой в избу зашел. Любопытный! Ему захотелось посмотреть, как мужики соломинку из снопа зубами вытаскивают. И не только посмотреть, а самому пожелалось вытянуть. И удачно вытянул, ибо колос оказался не пустым, а полным, что по гаданию означало – быть хорошему урожаю.
– А приключилось ли так, боярыня?
– Приключилось. Лето и осень мы в селе Мугрееве живем. Добрая оказалась страда, все амбары житом заполнились.
– Легкая рука у твоего сына, боярыня.
– Он сей рукой и за лук, и за копье, и за саблю берется. В Мугрееве с десяти лет ратному искусству обучался. Сад у нас в имении большой, места достаточно для ратного учения.
– Святки, игрища, сад, – мечтательно проговорила Ксения. – Счастливый же твой сын, боярыня. Мы ж того, почитай, и не видим. Живем, как келейницы.
Лицо Ксении стало грустным, будто темная тучка по нему прошлась.
– Ничего, ничего, государыня-царевна. Мнится, и ты скоро из теремов выедешь.
Мария Федоровна все еще надеялась на обещание государя – отпустить царевну в рощицы белые да посадить на коня златогривого. Но время шло, а Ксения так и пребывала в своих покоях. Правда, после разговора с верховой боярыней царь занемог, а потом долгие месяцы боролся со своими недоброхотами, кои на него злой умысел держали. Сколь бояр угодили в опалу!