Великая актриса. Роман о Саре Бернар - стр. 24

Нервно наблюдая за приближением матери, я удивлялась произошедшим в ней переменам. Она выглядела какой-то другой, хотя мне потребовалось несколько мгновений, чтобы определить, в чем дело. Разгадав загадку, я ощутила еще бо́льшую неловкость. Жюли была по-прежнему красива и, как всегда, прекрасно одета, но впервые за все время, что я ее помнила, она казалась абсолютно довольной.

– Сара… – Жюли села рядом со мной на ту самую скамью, где Мари открыла мне, чем наши матери зарабатывают на жизнь, сняла перчатки, а я подумала: сколько же вонючих стариков ласкали эти ухоженные пальцы?

«Quand même», – всплыло у меня в голове. Эти слова могли быть девизом и моей матери тоже.

– Матушка Софи говорит, ты чувствуешь себя лучше, – наконец произнесла Жюли, нарушив тишину. – Знаешь, все уже готовились облачать тебя в саван. Ты всех напугала. В особенности преподобную, она была сама не своя.

– Но не вас. – Мне хотелось вывести ее из себя, пробиться сквозь этот непроницаемый фасад, хотя я не была уверена в том, что увижу за ним.

Мать вторично пришла проведать меня. Разумеется, это должно означать, что она тоже беспокоится.

Губы Жюли приоткрылись в едва заметном намеке на улыбку.

– Ты забыла, что я знаю тебя лучше, чем ты сама знаешь себя. Все это ты сделала, чтобы привлечь к себе внимание.

– Внимание! – крикнула я, разбудив Цезаря, который испуганно заскулил. – Я чуть не умерла!

– Вот именно. – Жюли не повысила голоса. – Ты хотела показать, что не слушаешься меня. Сперва этой ужасной сценой с архиепископом, потом изображая из себя святую Терезу из Лизьё, пока мне не надоело читать послания от матушки Софи с восхвалениями твоих добродетелей. А когда ты поняла, что не одна у меня, то разыграли трагедию, достойную самой актрисы Рашель. Мне это ясно. Все-таки, как уже было сказано, я хорошо тебя знаю.

Невероятно! Я не понимала, как она может сидеть здесь в своем модном платье и дурацкой шляпке и говорить такие жестокие, такие греховные слова?!

– Я не виновата. – Голос у меня дрожал. – Вы лгали мне обо всем: о том, кто вы, и про остальное. – Я тяжело дышала, задыхаясь от желания ранить, причинить ей такую же боль, какую она причинила мне. – Вы лгали мне об отце.

Жюли сидела неподвижно.

– Вот, значит, что у тебя на уме? – протянула она после долгой паузы.

– Розина все рассказала. Она говорит, мой папа присылает вам деньги на мое содержание и это он настоял на том, чтобы я училась здесь, но вы ни разу даже не упомянули о нем.

– Уже и твой папа, да? – Улыбка ее стала злобной. – Рассказать о нем? Я не говорила правды, желая оградить тебя. Все скрывала, чтобы спасти тебя…

– Розина упомянула про какие-то сложности. Из-за этого вы позволили мне думать, что у меня вообще нет отца?

Жюли нетерпеливо вздохнула:

– Ты, как всегда, неразумна. – Она встала и принялась натягивать перчатки. – Так как ты, очевидно, знаешь все, я не вижу причин разубеждать тебя. Теперь ты в безопасности, значит для меня настало время удалиться.

Она развернулась, чтобы уйти, и тут я поняла, что, если допущу это, могу никогда не узнать правды или, по крайней мере, того, что считала правдой Жюли. Я могу никогда не узнать, кто мой отец. С трудом вытянув это слово из горла, я произнесла:

– Maman…

Жюли остановилась и раздраженно оглянулась через плечо. Потом, видя выражение моего лица, вернулась на скамью, на этот раз сев ближе ко мне. Я могла протянуть руку и коснуться ее.