Велесова книга - стр. 33
Ваня осмотрел мужчину с ног до головы и усмехнулся: «Из глубинки приехал». Строгий черный костюм, каких даже в регионах уже не носят, нежно-голубая рубашка с накрахмаленным воротом и матовые, очевидно бывшие когда-то очень дорогими, аккуратные туфли. И трость. Трость, черт побери! Дурацкая трость.
– Минуту, – Ваня поднял указательный палец и побежал в свою комнату, – что за х…рень? – замер он посреди зала.
Всё было на своих местах. Даже глаза заслезились. Иван попробовал разогнать воображаемую, как ему показалось, картину. И нет! Нет! Всё на своих дурацких местах! Десятки статуэток, вазочек, идиотский бессмертник, что валялся разломанный на отдельные лепестки, неизвестный бог с головой предательски стоит в углу. На своём прежнем месте. Вешалка с несуразным тряпьём, колыхающимся от легкого ветерка из открытой форточки. Ваня прикусил губу и вернулся в коридор. Забыл зачем шёл. Старик стоял спиной, но Иван отчего-то знал, что тот хитро ухмыляется. Трость. Ну да. Ваня снова вскинул указательный палец и, стараясь собраться с мыслями, всё-таки дошел до места своего временного обитания.
Конечно, дойдя до комнаты, он уже и сам догадался, что никакой палки, облокоченной на стену, там не будет. «А это сьто?» – эхом прозвучал рассказ тётки про его детскую игру. «Никакая это не игра была!» – разозлился он сразу и на тётю Нину, и на маму. Когда отец умер, Ваня почти каждый день находил новые игрушки в своей комнате. И такие, о которых мечтал. Мечтал о белой механической машинке, что с точностью повторяет Роллс Ройс Боат Тейл прошлого века, распахивает глаза и видит его, не больше двадцати сантиметров в длину, прямо у кровати. Тогда хватает, машинку, радостный бежит к маме, убедиться, что это от папы. Спрашивает «это сьто?», а она вместо «твой подарок», говорит «чужая игрушка, отдай тому, у кого взял, она, наверное, очень дорогая, у нас нет на такое денег». И другую противную взрослую чушь. Тогда мальчик возвращался в комнату. Едва сдерживал слёзы и понимал, что у него такой никогда не будет, а это чья-то чужая. А потом и правда, на следующий день её как и не бывало. Мать думала, он брал поиграть у друзей. А Ваня никогда и не рассказывал, что предметы появлялись и исчезали сами собой. Мама всё больше ругалась, а он всё реже и реже находил то, что хотел. Тогда-то и осознал, наверное, что отец больше не вернется.
Отчего-то эти воспоминания показались важнее безумного начала дня. Ценнее, чем сам собой учиненный беспорядок в квартире тётки, чем случайный попутчик, что стоит в прихожей и его возникшая, а потом исчезнувшая деревянная трость. Ваня вернулся в коридор, снял сумку с крючка, повесил на плечо и обратился к старику.
– Как ваше здоровье? Получше?
– Кофе всё ещё нельзя, – улыбнулся тот, – не против если я с вами проедусь? Хочу город посмотреть, думаю взглянуть на Останкинскую башню.
– Мне как раз туда. – сбавил темп Иван.
Андрей Анатольевич прихрамывал если шел быстро. Среди разношёрстных жителей Москвы они двое выглядели как экспонаты ретро-музея. «Неужели здесь больше нет приезжих?» – подумал Ваня и стыдливо уставился вниз. В отличие от старика с высокоподнятой головой, преисполненного какой-то необъяснимой уверенности, он чувствовал вину, а может даже страх. А что? Мужчины не боятся? Все боятся, как миленькие. Порой самых нелепых вещей. Например, не вернуться домой из казалось бы обычной командировки.