Ведьмы. 9 новелл - стр. 8
Слышу, сидит рядом, шепчет:
– Зачем ушел?
– Вы это мне? – спрашиваю, а он сидит, как глухонемой.
Мнется и пытается что-то сказать.
– Добрый вечер! Отель тут не подскажете?
Он демонстративно отворачивается, будто опасаясь быть узнанным, и произносит такую фразу:
– От Ведьмы не уйдешь…
И опять шепчет что-то. Не верю своим ушам. Вечер Гоголя и Кафки разом.
Снова шепчет:
– Зачем ушел?
– Вы знакомый Зои?
– Нет.
«Алкаш или сумасшедший, – думаю, – надо сваливать».
Он плетется сзади. Кричит мне вслед:
– Жених и невеста вас не обзывали?
– Невест не бросают!
– Вернись, а то она за тобой придет!
«Блин, мужик сбрендил». Я ускорился.
Когда я, наконец, вошел в номер, телефонный разговор с мамой был коротким. Она почему-то сказала, что не прилетит, и перевела мне на счет все деньги, что у нее были. Это предназначалось для Зои. До конца недели я мог здесь пробыть без ущерба для работы. Но я из-за этой работы умудрился наговорить маме кучу неприятных слов. А ведь скажи она: «Уходи с работы, я тут же уйду».
Утром Зоя позвонила. Она просила меня побыть еще в Новосибирске, но к ней не ехать. Ей будет тяжело. Маме она все объяснит.
– Ну, окей. Только о нас не надо…
– Не скажу. Да она и не поверит, что ты меня трахнул на крыше.
Она прервала разговор, а я не успел спросить ее, может надо в аптеку сходить…
Кто-то же ей помогает в конце концов.
Я улетел в Москву, студенты ждали. А тетка быстро «сгорела» от своей болезни. И к зиме ее не стало. «Отмучилась», – как говорят в народе. Мать взяла небольшой кредит и поехала одна, у меня от растяжения связок опухла нога, – результат моего футбола на скользкой снежной площадке по дворе. Там похоронами занялась одна очень организованная женщина, которая доводилась нам дальней родственницей, да еще какие-то люди из Барабинска.
Я уже с трудом верил в свою последнюю поездку к ней и в то, что с нами случилось.
Но теперь в каждой женщине я буду искать ее, – ту, с которой мы лазили по деревьям за абрикосами, учились курить за деревенской мазанкой самокрутки из домашнего табака, кидались в полях кочанами кукурузы, искали под камнями змей, неслись на великах, шарили голыми руками в камышах уснувших раков, топили другу друга в речке, учились целоваться и орать песню из «Бременских музыкантов». И она была в джинсах, как Принцесса, а у меня такого прикида еще не было, да я и не был похож на Трубадура.
…В делах как-то все пошло наперекосяк. Кандидатскую забросил. С работы поперли, – конечно, без объяснения причин. Ипотеку вернуть не смог, пришлось отдать дом деда, что был в ипотеке. Подрабатывал, где придется. Даже пару недель продержался на кладбище разнорабочим.
Потом не стало мамы. Тоже онкология.
Она просила похоронить ее на кладбище в Подмосковье. Сходи в храм, к ее Святой Людмиле. Теперь Великомученица подсказала мне порыться в бумагах. У мамы остались такие компактные блокнотики. Телефоны и адреса, цитаты, рецепты заваривания трав, молитвы, а еще записи по поводу и без повода, и некоторые на редкость странные. Вот запись, что она Зою не понимает, Зоя потратилась на одежду, Зоя гадает, Зоя ходит к какой-то бабке, Зоя называет себя невестой, Зоя выбрала дурацкий парик, Зоя колдовала на месячных… Зоя, Зоя, Зоя…
Но вот в застывших пятнах от слез нервным почерком было записано, что Зоя выкупила на Гусинобродском кладбище в Новосибирске место для себя и жениха. Дальше шли зачеркнутые слова, многоточия. Мама не могла и не хотела указать имя того, кому предназначалось место рядом с Зоей. Но я уже знал кому. Найти объяснения такому поступку сестры мама не смогла. Но я уже все понимал.