Ведьмины круги (сборник) - стр. 18
Тогда я гаркаю что есть мочи:
– Подъем!
Нервная система железная. Она выключает магнитофон и спокойно говорит:
– Урод и кретин.
– Конечно, куда мне до некоторых!
После сей фразы повисает долгое молчание. А мне совсем не резон с ней сейчас ссориться.
– Фанатеешь все? – наконец спрашиваю доброжелательно или, по крайней мере, нейтрально.
– Вроде того, – заявляет безразличным тоном.
– Вообще-то я вывести тебя хотел. Воздухом подышать. – И, понимая, что должен завладеть ее вниманием, говорю: – Сейчас открою тебе один секрет.
– Какой?
Наконец-то заинтересовалась.
Я рассказал ей про рынок, платье и свой план. Она должна явиться к бабке и сказать, что слышала, будто та продает свадебное платье. Также хорошо бы разузнать, откуда оно у старухи.
Катька выслушала меня и задумчиво пропела:
– «Давайте, Люся, потанцуем, нам жизнь дает прекрасный шанс. Давайте, Люся, потанцуем, теперь зависит все от вас…»
– Только перестань пошлить. – Меня это очень раздражало. – Тошнит от твоей «Агаты».
– А ты вообразил, что это «Агата»? Там же философия! А тут тупизм типа «Ксюша – юбочка из плюша». Не ловишь мышей?
– Ловлю. Так мы идем?
– Идем. Только убери клешни, не лапай меня! И выйди, мне надо переодеться.
– Отвернусь, одевайся.
– Выйди вон и закрой за собой дверь!
Вот такое у нас славное общение.
Появилась она в юбчонке, которая с трудом прикрывала зад.
– Кать, ну это совсем не тот прикид. Представь себе бабкину психологию, она же с тобой и говорить не станет.
– Пусть мой прикид тебя не волнует, и с психологией я сама разберусь.
Хотелось бы надеяться. Но вид у нее, во всяком случае, был вполне половозрелый. И росточком она не выше Люси, правда, все окружности и округлости серьезно превосходили Люсины.
– Не вздумай мерить платье, – предупредил я по дороге, – ты в него не влезешь. Твоя задача все выяснить и отвалить.
– Только, пожалуйста, не учи меня, – ответила она высокомерно.
Я присел невдалеке от бабкиного дома на лавочку возле забора. Рядом сидел дедушка – божий одуванчик, в зимнем пальто и обрезанных валенках. Между коленками держал палочку. Он на меня никак не прореагировал. Должно быть, он и не ходил сам – вывели погреться на солнышке.
«Каналья сатирик утверждает, что у стариков седые бороды, лица в морщинах, из глаз густо сочится смола и сливовый клей (про сливовый клей мне очень нравится!) и что у них совершенно отсутствует ум и очень слабые ляжки… Я охотно верю… Всему этому, сэр, я… верю… Только публиковать… считаю бесстыдством… Публиковать это считаю…»
Забыл!
«Всему этому, сэр, я охотно верю…»
Стал забывать. А ведь половину «Гамлета» наизусть знал. С Люсей мы общались преимущественно цитатами из Шекспира. Если, к примеру, она спрашивала меня, где сахарница, солонка или что-то другое, я тут же отвечал:
«Не могу, сэр».
«Чего, милорд?» – Она изображала удивление.
«Дать вам надлежащий ответ. У меня мозги не в порядке».
Вместо простого спасибо говорилось:
«Благодарю вас, друг мой. – И прибавлялась ремарка: – Полоний уходит».
Если отец вставал от телевизора, ругаясь по поводу телесериала, клипа или рекламы, следовало замечание:
«Раз королю неинтересна пьеса, нет для него в ней, значит, интереса».
Если мать объявляла, что идет готовить обед или ужин, изрекалось:
«„Покамест травка подрастет, лошадка с голоду умрет…“ – старовата поговорка».