Ведьмина гора - стр. 19
И что тогда, скажите на милость, стоит такая вера, если она давно стала ритуалом?! Что стоит такая вера, если она покоится на казуистике, а не на живом трепетном слове и участии?!
А может, и не вера это вовсе, а торговля верой, как торгуют навынос, напоказ, раскладывая нехитрый товар на специальных лотках?!
Вопросы, конечно, риторические. Но они – как мостик к антиподу, к тому, кто отказался от веры, но сделал свой отказ тем же товаром, тем же предметом шумной торговли.
Вера – вещь интимная, тихая, выбор веры или отказ от нее – личное дело каждого.
Но когда человек, казалось, недавно ратовавший за крепость веры, проповедовавший ее непоколебимость, вдруг резко теряет ориентацию в пространстве и на этой перемене начинает строить свою карьеру, торговать безверием, тоже становится не по себе.
И невольно возникает вопрос: а какая, честно говоря, разница между тем, кто торгует верой, и тем, кто торгует безверием? Да, видимо, никакой.
Одно можно сказать: Бог (рок, фатум кому как больше нравится) сурово наказывает и тех и других. Но так, как это может только Он…
…Конференция завершала свою работу, Ян успел на подведение итогов, которое проходило в том же зале, что и открытие. В президиуме важно восседали организаторы, в чьих сановных взорах прочитывалось усталое чувство выполненного долга.
Честно говоря, Ян слушал выступления ораторов вполуха: он договорился с Таней встретиться у дома-корабля сразу же после торжественного обеда для участников конференции. Собственно, ему и на обед не очень хотелось идти, тем более что на следующий день надо было вставать рано утром и отправляться восвояси, то есть в аэропорт.
У Тани были какие-то свои домашние дела, и потому решили, что она с ними расправится, а потом уже встретится с Яном. Они по-прежнему обращались друг к другу на «вы», и, похоже, их нисколько это не тяготило, напротив, доставляло удовольствие, поскольку добавляло изысканности в их странные отношения, внезапно – как по мановению волшебной палочки – возникшие в городе одного касания.
Ян и Таня вообще избегали говорить об отношениях, о будущем, о чувствах, которые они испытывали друг к другу; они словно берегли друг друга, прикрываясь, как щитом, этим надежным и нежным «вы»; выспренно ли звучало данное обращение? Вряд ли. В ряд с их взаимной тягой становилась, подливая масла в огонь, манера общения, выткавшаяся причудливым узором.
«Пустое вы сердечным ты, она, обмолвясь, заменила…» – так оно и было во времена шкодливого Пушкина, написавшего эти строки; во времена деловитости и реверансов, церемониалов чувств, когда «вы» означало определенную дистанцию – пустоту, – которую следовало преодолеть, не торопясь, ожидая, когда вдруг, как яркая искра, мелькнет случайная – а может, и вовсе не случайная? – обмолвка.
Но то было тогда.
Век спустя Владимир Набоков напишет:
«…и я сказал, наше дешевое, официальное ты заменяя тем одухотворенным, выразительным вы, к которому кругосветный пловец возвращается, обогащенный кругом: А что, если я вас люблю?..»
Набоков, словно склонивший набок голову в этой фразе, словно прозревая будущее, оказался прав: еще через восемьдесят лет после того, как был написан его рассказ «Весна в Фиальте», дешевое «ты» по-прежнему сидит на троне, как падишах.