Ведьма. Истоки - стр. 57
— Я с той… блин, подзарядки использовала силу уже дважды. Один раз при спасении в клубе и второй раз вчера и… ой, мамочки! — меня ошарашило четкой картинкой-воспоминанием. — Я вчера не использовала никаких слов, обращаясь к воде как раньше, Данила! Мысленно взывала, да и представила чего хочу, но ни словечка вслух!
— Василек, ты же “растешь” и все больше сродняешься со своими силами, тут не усматриваю ничего такого пугающего. А вот то, что ты наутро толком не зажила, вон все синяки и ссадины на месте, и перелом почти без положительной динамики нахожу странным, — хмурясь все больше, ответил Лукин, обследуя меня, отчего невольно ойкала. Вчерашнее его зелье от боли перестало действовать, так что, чувствовала я себя соответственно состоянию — избитой и переломанной.
— Вот! — поддержала я тему. — И при этом моя сила не требует немедленной подпитки. Я вообще ее чувствовала в себе только в сам момент использования и все. Что происходит? Может, она… ну не знаю… разочаровалась во мне и решила уйти к кому-то другому?
— Не слышал о подобном. Силу передать или отказаться, в земле схоронив, может только сам носитель. Но для этого, напоминаю, тебе еще нужно ею овладеть полностью, чтобы смочь управлять подобным образом, а этого еще не произошло.
— Но ты ведь говоришь о способностях ведьм и ведьмаков. А Игнат Иванович подозревает, что я не совсем ведьма. Он думает, что я потомок предтечи или элементаля… Типа того что-то.
— А мне сказать об этом у тебя только сейчас время нашлось? — так, похоже Лукин разозлился.
— Ты уехал. А потом вот это все. Прости. — я погладила его по гладковыбритой сейчас щеке и сделала жалобные глазки. Надеюсь, что достаточно жалобные.
— Люськ, а сюрпризы у тебя для меня когда-нибудь кончатся? — вздохнул Данила, но не отстранился.
— Ты тогда не заскучаешь со мной? — попыталась я хоть чуть-чуть разрядить обстановку.
— А, то есть это ты так над крепостью наших отношений работаешь? — фыркнул он. — Тогда давай ты чуток расслабишься и дашь расслабиться мне, а? Я бы не отказался уже чуток поскучать, учитывая, что весной нас ждет то еще веселье и обилие приключений.
— Я, честно, не специально.
— Угу, давай тебя оденем, свозим на горшок и умыться, а потом дашь позволение избавнику с цацками твоими работать вместе диспашером, а мы с тобой подадимся в лабораторию, зелье оздоровительное позабористей сварить. А вот как заживешь, тогда и станем разбираться с отсутствием голода у твоей силы. Вдумчиво и обстоятельно.
— Ой, кого я имею радость видеть! — поднялся навстречу нам с Данилой Зээв Ааронович, расплываясь в улыбке и раскрывая объятия, будто собирался прижать меня к своей тщедушной груди вместе с креслом. — Госпожа Казанцева, вы своей красотой делаете такой трепет сердцу бедного диспашера, шо оно просто мчится со страшной скоростью, догоняя свой инфаркт!
— Да шоб я был настолько бедным, как вы, и пусть даже меня при этом порвет от счастья, — насмешливо проворчал Лукин, подхватывая его манеру общения.
— Добрый день, господин Захельмахер! — кивнула я и посмотрела на своего второго гостя, что поднимался из-за стола в моей столовой. Поднимался, потому что длился и длился, оказавшись тощим, узкоплечим, но высоченным (почти на голову выше ведьмака).
Одет он был в странную прямую черную рубаху или хламиду, покрывающую его от горла до носков ботинок, что делало его похожим на ровный столб. При этом черты лица его были азиатскими с глазами — тонкими раскосыми щелями и желтовато-смуглой кожей. Никаких украшений, амулетов, шитья или излишеств в одежде. И смотрел он почему-то куда-то в угол, а не на нас. Я даже прищурилась и вытянула шею, пытаясь понять, что там могло притянуть его внимание, но тщетно. Угол как угол, пустой, никого из домашней нечисти там даже нет.