Ведьма и зеркало - стр. 7
Еще бы понять, в чем моя предполагаемая вина.
– Или только я не удостаиваюсь вашего красноречия? – продолжал докучать мне мужчина, управляя машиной так мягко и плавно, что, если бы я не смотрела за окно, могла бы даже подумать, будто мы стоим на месте.
– С чего вы это взяли? – смиренно отозвалась я и услышала звонок мобильного в сумке. Никогда так прежде не радовалась вниманию матери. – Извините, мне нужно ответить.
Стоило только нажать на кнопку, как мама начала с места в карьер:
– Соня, где ты? Гости уже собрались, только тебя ждем.
Я вопросительно посмотрела на Левина, и тот тихо сказал:
– Не больше пятнадцати минут.
Так быстро.
Адреса матери я мужчине не сказала, а он и не стал спрашивать, будто и так знал, куда ехать. Наверное, в обязанности надзирающего инспектора входит и знание адресов сильнейших ведьм города.
– Через пятнадцать минут, мама. Развлеки пока гостей.
Родительница тут же насторожилась.
– Ты не одна?
Еще бы она не почуяла.
– Нет, с чего ты взяла?
Мама тяжело вздохнула и пригрозила:
– Я же и погадать могу. И тогда придется долго объясняться.
– Гадай, – легко согласилась я, и меня все-таки оставили в покое.
Инспектор припарковался в соседнем дворе. Я понадеялась, что так удастся провести мать, и она не узнает о том, кто меня довез. Лучше, чтобы ей не стало известно. Она и так слишком сильно переживала тогда, пять лет назад, настолько сильно, что и сейчас, стоит упомянуть при ней Левина, как мама начинает хвататься то за голову, то за сердце.
– Я подожду столько, сколько требуется, Софья Андреевна, – напутствовал меня инспектор с обычной своей прохладной невозмутимостью, – не переживайте слишком сильно, мне есть чем себя занять.
Переживала я точно не за этого докучливого человека, а, скорее уж, за себя. Неизвестно, что произойдет, посчитай Левин, будто я злоупотребляю его любезностью.
– Хорошо. Но я постараюсь уйти побыстрей, – сказал я на прощание, выходя наружу.
На душе становилось все тоскливей и тоскливей. Каждый «хороший мальчик» становился камнем на сердце, и теперь в душе возвышал целый курган из таких камней. Некоторые из мужчин, которых мама желала бы иметь в качестве зятя, действительно оказывались неплохими, и я это даже понимала, но… каждый раз, когда я пыталась тепло улыбнуться очередному потенциальному жениху, поднималось во мне мерзкое, гадкое чувство, будто я предаю того, кого и не видела никогда в своей жизни.
Стоило мне только подняться и прикоснуться к двери мамы, как она открыла, замерев на пороге в своем парадном платье. Должно быть, подруга была не такой уж простой, раз встречают ее при полном параде.
А я в джинсах и свитере: еще один повод для укоров. Потому что «какой мужчина на тебя посмотрит в таком виде».
– Мария Анатольевна уже боялась, ты не явишься, – недовольно поджала мама губы цвета фуксии. И помада парадная. Плохой знак. – И Вадик заскучал. Хорошо, еще Костик меня не бросил в беде.
Я мучительно пыталась понять, о каком именно Косте вообще речь, но быстро махнула рукой, пока мне снова не начали выговаривать за все, в чем я согрешила перед своей семьей с самого момента рождения.
Марию Анатольевну встречать мне раньше доводилось не раз и не два, какая-то начальственная дама, которая всю жизнь карабкалась по карьерной лестнице в областной администрации и даже достигла определенных высот. Выглядела мамина знакомая именно так, как и положено выглядеть чиновнику: рядом с ней становился неуютно, и сразу хотелось скрыться с глаз долой. И даже ярко-синий костюм не умалял холодности этой женщины, скорее только подчеркивал ледяной блеск светлых глаз, придирчиво оглядывающих мир из-под очков. Пришедшего с ней Вадима мне даже стало немного жаль. В нем я увидела родственную душу. Во всех детях властных родителей есть нечто общее: робость, которая проскальзывает во всем облике, и взгляд человека, готового выслушать очередное резкое слово, в очередной раз не имея сил дать отпор.