Вечный Град (сборник) - стр. 2
Тит Клодий Вибий Вар ожидал внучатого племянника у себя в библиотеке. Пройдя вслед за рабом по лабиринту комнат, разделенных частично двухстворчатыми дверями, частично – тяжелыми ткаными завесами, – лабиринту, из которого он едва ли нашел бы обратную дорогу без нити Ариадны, Веттий очутился в просторной комнате, где вдоль правой стены возвышались три книжные полки из драгоценной туи, а вдоль остальных стен выстроились бронзовые статуи богов. Веттий сразу выделил Фемиду с повязкой на глазах и Минерву в шлеме. Сами стены украшала трехчастная роспись, представлявшая битву Тесея с амазонками. Сенатор стоял возле столика для чтения, сворачивая какой-то свиток.
Услышав шаги входящих, он быстро обернулся. Клодию Вару было под пятьдесят. Он был крепок, ладно сложен и во всей его фигуре чувствовались воля и властность. Лицо типично римское, довольно широкое, волосы коротко стрижены, а щеки – гладко выбриты, по-старинному, вопреки моде последних десятилетий на греческие кудри и бороды. Открытый лоб, умные глаза, выдающийся нос, четкие, точно резцом проведенные, складки, тянущиеся от носа к губам и такие же, точно резцом проведенные, узкие губы, в уголках которых пряталась усмешка; волевой подбородок. Это лицо смутно брезжило в детской памяти Веттия. «Ну, здравствуй, родственник, – сразу начал Клодий Вар. Голос у него был довольно низкий, приятного тембра, и говорил он четко, внятно и неспешно, как человек, привыкший управлять. – Вот ты какой! В тот единственный раз, что я тебя видел, ты был вдвое меньше ростом! Ты-то меня запомнил или нет?
– Немного помню… – слегка растерялся Веттий.
– Ну, как там наш родной Лугдун? – продолжал сенатор. – Все то же? Те же собрания провинциалов в августовские календы? Те же состязания ораторов? Те же катания на лодках по Родану? Мое августодунское поместье приносит мне неплохой доход, но сам я что-то за десять лет так туда больше и не собрался… Впрочем, хороший управляющий – это главное. Мой вилик Евтих, конечно, плут, но у меня особо не поплутуешь, а в уме ему не отказать. – Он негромко, сдержанно засмеялся, а потом спросил уже совершенно иным, серьезным тоном: – Как мать? Так и не собирается больше замуж?
– Нет, – ответил Веттий. – Я бы и не против, мне кажется, она тоскует. А без меня ей будет еще тоскливее. Но она и слышать об этом не хочет. И меня беспокоит, что она несколько суеверна…
– Ну что же? Я думаю, твою мать можно понять. Женщины вообще склонны к суеверию. Даже мать Александра Великого, Олимпиада, заклинала змей… Эх, Веттий, Веттий… – Сенатор вздохнул, и стало ясно, что он вспомнил о покойном Веттии-старшем. – Хороший был человек. Даровитый! Не так много я с ним общался, но успел оценить его. Он, конечно, мог бы найти себе лучшее применение, чем учить мальчишек риторике. Очень пригодился бы и здесь, в Городе… – Потом, точно спохватившись, сенатор спросил: – Так чему ты намерен посвятить себя?
– Я хотел бы учиться в Атенеуме, серьезно изучать философию, а также усовершенствоваться в риторике, хотя я уже три года учился ей в Лугдуне…
Сенатор вновь рассмеялся.
– Ну, если философ у власти, чему удивляться, что и все подданные – философы. И к какой же философии ты тяготеешь? К платоновской? К стоической? Или, может быть, к кинической? – Он лукаво подмигнул и, не дожидаясь ответа, продолжал: