Вечный двигатель - стр. 37
Лупило лето. В знакомом нам гараже возился Вадим. Возникла чья-то тень, Вадим обернулся. Стоял Костя, загорелый, не набравший еще себя прежнего, но оживший. Вадим возопил:
– Костя! – прянул к нему, но остановился, объясняя остановку поднятием грязных рук. – Ты когда приехал?
– Вчера.
Вадим вытер руки.
– Ну, рассказывай – кого похвалил и как?
– А чего рассказывать? Санаторий, все убогие – спишь да ешь.
Знакомая по первой главе комбинация: три табурета (два под нашими друзьями), и третий с причиндалами (бутыль почата) между ними. Константин толкал:
– Заколебала меня твоя шашка. Я тут через нее в такую мистику ударился – куда бежать! Во-первых, не даётся надпись, притом что покопался я ответственно. – Замолк на мгновение, плотно сжав губы. Разомкнул. – Понимаешь, вот это словцо, Орфиреус. Помнишь, когда вместе в институте работали, Борька Лямин вечным двигателем грезил? Он ведь литературу по его истории собирал. Про Бесслера все твердил – дескать был в семнадцатом веке эпизод, создал Бесслер двигатель… Так вот, Орфиреус не что иное как латинизированная криптограмма Бесслера, под этим именем он и действовал. Вообще говоря, многие его прохиндеем считают, и небезосновательно. Но Боря очень любопытные документы раскопал, я тебе поведаю. И вот – эта сабля.
Костя заулыбался хитро, мелькнул взглядом на друга. Однако взгляд быстро помутнел, стал серьезным.
– Даже и не знаю с чего начать – мистики уж больно много. Пожалуй, с нее и начну. Когда я в больнице лежал, странный эпизод случился. Я тогда внимания не обратил, потому что многого не знал. Теперь думаю – неспроста.
Лежать в больнице, как ни странно, Константину нравилось. Уход, безделье. Откровенные разговоры соседей по палате, которые, оказывается, доходчиво обобщали его собственные жизненные впечатления. И даже естественные мысли о временном пребывании на земле на фоне размышлений о собственной никчемности отчего-то нужно добывали спокойные и разве не нравственные настроения. Хотелось какой-либо глупости, Вадькино предложение относительно сабли, оказалось весьма годящим.
Когда в очередном посещении принеся вещь Вадим ушел, наш больной принял строгую осанку, без отлагательств поднес к глазам старинный клинок в ножнах. Внимательно рассматривал надписи на эфесе… В палату как раз внедрился один из обитателей. Костя и прежде на него поглядывал – мужчина видный, в возрасте, с богатой шевелюрой. Характерное, подвижное лицо и чрезвычайно пронзительные глаза. Великий молчун.
Он подошел теперь к своей кровати, но вдруг замер и развернулся. Смотрел на саблю. Сел на свою кровать, все так же пристально глядел на оружие.
– Что это у тебя? – спросил Костю.
– Друг принес. Тут надпись непонятная, пробуем разобрать.
– Взглянуть можно?
Костя жестом пригласил. Дядя внимательно всмотрелся в каракули. Сказал:
– У моего знакомого такая же есть. Правда, насчет надписи не знаю… Как зовут владельца?
– Навряд ли это знакомый – он в деревне Логиново живет. Это дед моего друга, Стенин Алексей Федорович.
Человек вскинул глаза на Костю, сабля в руке чуть заметно вздрогнула. Невнятно произнес:
– Да, не тот.
Вошел еще один больной. Тоже полюбопытствовал, осматривал вещь. Первый в это время вышел – нервное наблюдалось в движениях.
Ночью палата посапывала, поскрипывала, была наполнена живым покоем. Костя проснулся, рядом тонко и невесело храпел сосед. Наш парень здесь спал по-разному, но так наотмашь просыпаться вроде бы не доводилось. В окно светила хорошо скошенная луна, однако ее объема хватало обосновать вескую глубину бездны, в груди зашевелилось предчувствие. И точно, подле другого окна шелохнулась осторожная тень. Ясно очертился контур того колоритного больного, что интересовался саблей (Костя оставил ее на окне). Он держал предмет и разглядывал под светом Луны. Отвел оружие от глаз и лицо в загадочных бликах передало глубокое раздумье и даже откровение.