Вечера с мистером Муллинером - стр. 18
– Вероятно, – добавил Уорпл, – какой-то выход найдется.
Ланселот безнадежно покачал головой:
– Выхода нет. Я рассмотрел все варианты. Лишь одно, возможно, могло бы избавить меня от нестерпимого ига – если бы я разок, один-единственный разок изловил этого кота на какой-нибудь слабости. Если бы он разок – всего разок – на единый миг утратил свое суровое достоинство, то, чувствую, чары были бы разрушены. Но на это нет ни малейшего шанса! – страстно вскричал Ланселот. – Вот ты только что указал на уличного кота во дворе. Вон он стоит – тот, кто не жалел никаких усилий, чтобы сломить нечеловеческое самообладание Уэбстера. Я слышал, как этот зверюга говорил ему вещи, каких ни один кот, у кого в жилах течет кровь, а не водица, не потерпел бы и секунды. Но Уэбстер бросает на него взгляд, будто викарный епископ на провинившегося мальчика в церковном хоре, отворачивает голову и погружается в освежающий сон.
Он всхлипнул без слез. Уорпл, неисправимый оптимист, попытался по доброте сердечной утешить его, приуменьшив трагедию.
– Что же, – сказал он, – скверно, конечно, но, полагаю, в том, чтобы бриться, переодеваться к обеду и все такое прочее, никакого вреда нет. Многие великие художники… Уистлер, например…
– Погоди! – вскричал Ланселот. – Вы еще не слышали самого страшного.
Он судорожно вскочил, подошел к мольберту и открыл портрет Бренды Карберри-Пэрбрайт.
– Вот, поглядите, – сказал он, – и скажите, что вы о ней думаете?
Его друзья молча разглядывали повернутое к ним лицо. Мисс Карберри-Пэрбрайт была девицей крайне чопорной и ледяной наружности. Отгадать причину, побудившую ее заказать свой портрет, представлялось невозможным. Никто долго не выдержал бы подобного на стене своего жилища.
Молчание прервал Сколлоп:
– Вы друзья?
– Видеть ее не могу, – яростно ответил Ланселот.
– В таком случае, – продолжал Сколлоп, – могу говорить откровенно. По-моему, она прыщ.
– Чирей, – добавил Уорпл.
– Фурункул и язва, – подвел итоги Сколлоп.
Ланселот хрипло засмеялся:
– Вы описали ее с поразительной точностью. Она воплощает все наиболее противопоказанное моей артистической натуре. Меня от нее тошнит. Я женюсь на ней.
– Что-о?! – вскричал Сколлоп.
– Ты же собираешься жениться на Глэдис Бингли, – добавил Уорпл.
– Уэбстер так не считает, – сказал Ланселот с горечью. – При их первой встрече он исчислил ее, взвесил и нашел очень легкой. А едва он увидел Бренду Карберри-Пэрбрайт, как задрал хвост под прямым углом, приветственно заурчал и потерся головой о ее ногу. Я сразу понял, что у него на уме.
И с той минуты он прилагает все усилия, чтобы устроить этот брак.
– Но, Муллинер, – сказал Уорпл, всегда торопившийся указать на светлую сторону любой ситуации, – с какой стати эта девушка захочет выйти за никчемного, паршивого олуха без гроша в кармане, подобного тебе? Ободрись, Муллинер, надо просто выждать, и ее начнет от тебя воротить.
Ланселот покачал головой.
– Нет, – сказал он. – Ты говоришь как истинный друг, Уорпл, но ты не понимаешь. Старая миссис Карберри-Пэрбрайт, мать, присутствующая на сеансах во имя приличий, очень скоро узнала про мое родство с дядей Теодором, у которого наличности куры не клюют. Она знает, что когда-нибудь я буду богат. Она знавала дядю Теодора, когда тот был священником прихода Святого Ботольфа в Найтсбридже, и с самого начала держалась со мной с отвратной фамильярностью старинной знакомой. Без конца старается залучить меня к себе с визитом в свои приемные дни, на свои воскресные завтраки, на свои обеды в тесном дружеском кругу. Как-то раз она даже выразила желание, чтобы я сопровождал ее и ее гнусную дочку на выставку в академии.