Вдовий полог - стр. 2

К 35 годам Одетта успела выйти замуж, родить четверых детей, похоронить мужа. Из средств к существованию имела пенсию по утере кормильца и выплаты на детей.

К тем же 35, Одиллия также успела сходить замуж, правда ненадолго, всего на восемь месяцев, после чего благополучно развелась с «бесполезным мужем». Восьми месяцев ей с лихвой хватило, чтобы понять – больше в «замуж» она не ногой. Детей у Одиллии Ивановны не было. Не завела. Слава богу, хватило ума. Зато у неё были: кооперативная квартира, хорошая должность и уверенность в завтрашнем дне.

– Так они же Богом данные, Диллечка, – запоздало оправдывалась мать, расставляя на столе тарелки. – А не будь их, с кем бы я осталась? Одна? Как ты?

– А что плохого?! – Одиллия пригладила наманикюренными пальцами короткую модельную стрижку. Из-под высокой желтокурой «шапочки» торчали короткие отростки чёрных волос.

– А что хорошего? Разве ж одной ладно? Тоскливо ведь, Диллечка, признайся. – Мать достала из буфета огромный нож, деревянную доску и стала пилить тонкую сморщенную палку «сухой» колбасы. – Осподи! Из чего только её делают? Впору пилу доставать.

– Давай я! – Дилля отобрала у сестры нож и принялась резать колбасу на кругляшки. – Одиночество, сестрёнка, это свобода. «Хочу – чай пью, хочу – на транзисторе играю».

– Одиночество – это ненужность. А что может быть страшнее ненужности?

– Ой, не говори ерунду! Любая нужность – это зависимость. Привязанность, понимаешь?

– Нет, – мать поставила на стол стаканы. – Не понимаю и никогда не пойму. – Обернулась на Иду. – Сходи в погреб, доченька, набери там рыжиков и капустки квашеной. И огурцов солёных.

Когда дочь скрылась за дверью, Одетта нырнула в буфет и вытащила оттуда бутыль самогона.

– Ну что, по маленькой?

– А давай.

Одетта плеснула в стаканы немного мутной жидкости.

– Давай за встречу. – Приподняла стакан. – Вот, правда, не согласная я с тобой, и ругаешь ты меня каждый раз, и дурой называешь, а я всё равно тебе рада, потому как сестра ты мне единоутробная.

Сёстры чокнулись и быстро опрокинули по стаканчику. Горячая жидкость обожгла внутренности. Одетта прижала нос к тыльной стороне ладони и глубоко вдохнула. Одиллия закинула в рот кружок колбасы и усиленно заскрипела челюстью.

– Ох, хорошо! Наливай ещё!

– Да подожди ты, сейчас картошку подогрею, а то под твою закуску быстро захмелеем. – Вслед за сестрой Одетта положила кружок колбасы в рот и зачавкала. – Деревянная она, что ли?

– Сухая! – поправила Дилля и глупо хихикнула.

Словно эхом хихикнула и Детта.

Вернувшаяся с рыжиками и капустой Ида застала сестёр, захлёбывающихся смехом. Смех – вот что было одинаковым. Обе смеялись громко, навзрыд, задушевно и простосердечно, и в этот момент становились похожи. Похожи на бабушку – Аполлинарию Марковну.

Появление Иды помогло обеим успокоиться.

– Клади на стол. – Мать вытерла слёзы и раздвинула тарелки, высвобождая место под керамическое блюдо с разносолами. – И давай, малышей кликни, есть пора.

– Не пойдут ведь, они там из песка крепость выстроили, теперь их оттуда не выманишь. – Ида косилась на красиво разложенные по тарелке кружки колбасы.

– А ты скажи, что тётя Дилля им конфетки привезла. – Мать кивнула на «Птичье молоко».

– Ладно, – насупилась Ида и нехотя направилась к двери.

– Только заставь их руки вымыть, да проверь, чтоб с мылом.