Вдох-выдох - стр. 40
– Ну смотри… Но если что-то надо, говори, не стесняйся… – Глафира тяжело вздохнула. Она ведь не дура, поняла, что за «гостья» без права выхода из комнаты обитает в доме. Может не все, может не мотивы и причины, но то, что стоит ей выйти, как комната закрывается охранником на ключ, не заметить было сложно. Слово поперек Славе она сказать не посмела, боясь, что ей запретят видеться с девочкой, да и просто велят не совать свой старческий нос в его дела, а своим присутствием она может хоть немного разукрасить однообразие жизни заточенной.
Всего пара дней, а изменения в Саше произошли разительные – пропали круги под глазами, бледность сменилась здоровым цветом лица, когда девушка брала стакан или столовые приборы, руки уже предательски не дрожали. Конечно, происходящее ее гложило, но та апатия, которая пугала саму, отступила, остался один вопрос: надолго ли?
– Да нет, ничего не надо, спасибо, – искренне улыбаясь, Саша повернулась к собеседнице. Не только Глаше импонировала девушка, Саше тоже было приятно ее общество. Она ей почему-то напоминала маму… Точнее гипотетическую, идеальную маму. Заботливую, с нежными руками и теплой улыбкой. – А у вас есть дети, Глафира? – ведь должно было кому-то повезти настолько, чтобы быть любимым и воспитанным этой женщиной.
– Нет, – на этот раз от своего занятия женщина глаз не оторвала, – бог решил, что чужих детей я воспитываю лучше, наверное, ему видней. Своих у меня нет.
– А чужих?
– Слава… – она непроизвольно улыбнулась, вспоминая лукавую мальчишескую улыбку воспитанника, – я когда-то была няней и учительницей Ярослава. Вот так вот. Он – моя гордость, я всегда знала, что его ждет большое будущее, в любой отрасли, за что бы ни взялся, ему все удается. Он особенный, баловень судьбы, – и хоть Глаша понимала, что нарушает запрет, рассказывая о Ярославе, но ведь это всего лишь материнская гордость, ничего страшного. – Вот только слишком рисковый, я об одном прошу всевышнего перед сном, чтоб у него все было хорошо, большего мне не надо. Побольше бы таких добрых людей на жизненном пути, жить было бы проще и лучше.
Саша натянуто улыбнулась. Неужели Глафира говорит о том, кого знает она? Похитителе? Шантажисте? Не гнушающемся применять физическую силу к девушке? Добрый человек… Она-то хотела бы, чтоб на ее жизненном пути он как раз не встречался, тогда действительно жить было бы проще и лучше.
– Как вы познакомились? – Ярослав запретил рассказывать о нем, о месте их пребывания, о том, что хоть чуть-чуть ее настораживает, а вот спрашивать не запрещал, и самой пытаться разобраться в ситуации тоже не запрещал.
– С Самарским?
– Да, со Славой.
Почему-то Саше казалось, что Глафира в курсе, что ее выкрали, что силой держат в доме, что требуют от отца определенных действий, но раз спрашивает, получается… Не знает?
– Он известный человек, мой отец с ним… сотрудничает, – воюет, соперничает, пытается ударить сильней, чтоб не встал, а потом терпит удары в ответ.
Ей-то точно никто не запрещал говорить Глаше правду. Сложно запретить, даже не появившись, но правду сказать было как-то… стыдно, что ли.
– А вы, как познакомились вы? – сложный выбор. С одной стороны, ведь Саша могла ответить, что такой добрый, отзывчивый, лучший в мире Славочка ее выкрал, и посмотреть на то, как улыбка сходит с лица Глафиры. А потом еще добить рассказом о том, как он упивается ее страхом, как унижает и делает больно. А с другой, ведь она сделает этим хуже не Самарскому, а женщине. Ни в чем неповинной Глафире, пусть не матери, но искренне любящей не совсем своего ребенка. А что может быть больнее, чем разочаровываться в детях? Молчание затянулось, нужно что-то сказать, а не пялиться в одну точку.