Вдох-выдох - стр. 23
– Что?
– Как только что-то будет известно, я сообщу тебе. Перестань вести себя как ребенок, и не трепись о случившемся на каждом углу, тебе ясно? О большем не прошу.
– Когда это случится, Гена, когда станет известно?
– Я сообщу, Алиса… – мужчина почувствовал, как непроизвольно сжимаются кулаки.
Алиса кивнула, прекрасно понимая, что ей сообщат последней, вот только сделать с этим она не может ничего.
– Хорошо. Только дам один совет, даже не так. Тему для размышлений: как думаешь, сколько Саша тянула бы с поисками пропавшего тебя или меня? Неделю? – девушка встала, чувствуя сейчас себя гадко, не только за Гену, Титова, но и за безвольную себя. – Я очень боюсь, что она вернется и узнает, какими лживыми трусами мы оказались.
Гена снова закрыл глаза, считая про себя удары каблуков Алисы о кафельный пол террасы кафе. Он тоже очень надеется, что Алекс об этом не узнает…
– Ну что, госпожа Титова? Вы хорошо подумали? – Самарский снова вальяжно устроился в кресле, сверля сидящую напротив девушку твердым взглядом.
– Врать отцу я не буду.
Яр закрыл глаза, считая про себя до десяти. Из-за собственной гуманности ему, видимо, предстоит потратить вагон терпения. Но почему-то действительно не хотелось отправлять эту девчонку в подвал.
– Ты же сама нарываешься на то, чтобы врать не пришлось.
В ответ – только полный презрения взгляд дурочки.
– Неужели у тебя нет элементарного инстинкта самосохранения? Или ты до сих пор не поняла, что с тобой произошло, и куда ты попала? Так я объясню. Сашенька, – он обратился будто ласково, но от лицемерности тона девушку передернуло. – Тебя похитили с целью заставить многоуважаемого папеньку сделать одну очень важную вещь. Это не отпуск, не незабываемое приключение, я не собираюсь с тобой нянчиться. Нужное мне я получу в любом случае. Просто из чувства человеколюбия предоставляю тебе возможность сделать все без принуждения. Но мое терпение не безгранично. Думаешь, у тебя есть два выхода? Нет, Титову ты позвонишь в любом случае, вот только рыдая по-настоящему или притворяясь – решать тебе.
Саша открыла уже рот, чтобы снова ответить отказом, но не успела, Самарский продолжил:
– Неужели ты не боишься, что я поведу себя так, как положено похитителям?
Ему сейчас меньше всего хотелось выяснять, что же становится причиной ее отказа, упрямство или храбрость. И то, и то – глупо. И с тем, и с тем бороться можно лишь одним путем – заставляя испугаться.
– Я слышал, что пленницам обычно отрезают сначала прядь волос, потом палец, ушко, отправляют все это родным, для наглядности, если ты понимаешь… – и улыбнулся так искренне и многообещающе, будто уже предвкушал все описанное.
– Можете начинать. Я лучше умру от потери крови, чем…
– Ты ведешь себя глупо, – наверное, все-таки и то, и другое – и храбрость, и упрямство, которое не оценит ни он сам, ни, скорей всего, ее отец.
– А умно, это бросаться навстречу похитителю с распростертыми объятьями, каждый раз, когда вам придет в голову со мной побеседовать и сливать всю известную мне информацию или врать родным, заставляя их при этом дико нервничать? Чего вы хотите? Денег? Так скажите сколько! Только не стройте из себя благородного, предоставляющего мне возможность выбора… Пошел ты знаешь куда, со своим выбором… – нервы, к сожалению, как оказалось, действительно не железные. Саша понимала, что переходит грань, но остановиться не смогла.