ВЧК в ленинской России. 1917–1922: В зареве революции - стр. 47
2 сентября Свердлов вызвал Петерса в правительство для отчета о расследовании и опять завел свое: «Она же призналась, вношу представление: расстрелять». Петерс вновь уперся: «Одно признание – не доказательство». Свердлов напомнил о целесообразности, и Петерс бросил ключевую в этой дискуссии фразу: «С дела Каплан мы имеем шанс раз и навсегда отказаться от подмены закона какой бы то ни было целесообразностью!» Здесь Свердлов вышел из себя и рыкнул на Петерса: «Мы начинаем в ответ на выстрелы в Ильича «красный террор», а Каплан мы сегодня же у вас заберем, вам это понятно? Тогда идите!»
На этой истории стоило остановиться столь подробно даже независимо от дела Каплан и его роли в начале кампании «красного террора». Здесь один из первых ключевых узлов сложной истории взаимодействия советской власти и ее служб госбезопасности. Это был недолгий период романтически-кровавой фазы советской истории, и часть руководства ЧК еще считала себя носителем некоей революционной истины, имеющей право столь яростно оспаривать решение верховной власти в Кремле, видимо полагая это право происходящим от собственных заслуг в революции и определенного стиля военной демократии ленинской Советской России. Очень скоро таким отношениям придет конец, и власть просто встроит органы советской госбезопасности в свою машину в качестве послушного механизма. В истории же с Петерсом и Каплан упрямство законника в чекистской кожанке было сломлено еще быстрее. Уже утром 3 сентября на Лубянку явился конвой во главе с комендантом Кремля Мальковым и едва ли не силой по указанию Свердлова отобрал арестованную у чекистов Петерса, продолжавшего твердить о букве закона и необходимости продолжать следствие. Петерс так с этим и не смирился, от ВЧК решение о расстреле подписывал вместо него член коллегии этой спецслужбы Варлам Аванесов, перед уходом в чекисты работавший как раз при Свердлове во ВЦИК одним из свердловских заместителей.
В свете этого спора становится понятно, почему Каплан вопреки очевидной логике и практике тех лет расстреливали в Кремле не чекисты, а кремлевский комендант из революционных матросов Мальков и зачем-то увязавшийся с ним участвовать в казни женщины пролетарский поэт Демьян Бедный. Каплан была расстреляна в тот же день, ее тело Мальков сжег в кремлевской подсобке, любознательный поэт Демьян Бедный при этом упал в обморок, а масса вопросов и недоговоренностей в этом деле осталась, порождая все новые версии о заговорах.
В том числе, например, и довольно экстравагантную версию о заговоре против Ленина самого Свердлова, о борьбе фракций в верхушке большевиков (наиболее расширенно эту версию разрабатывал историк советских спецслужб Ю.Г. Фельштинский, полагая главным подозреваемым именно Свердлова), в которой ЧК могла и не участвовать, а потому так сопротивляться свердловским инициативам быстрого расстрела. И сейчас странная позиция Свердлова, едва ли не одновременно с прозвучавшими на заводе Михельсона выстрелами в партийного вождя озвучившего обвинение партии эсеров, а затем столь истово настаивавшего на свертывании дела и расстреле Каплан, вкупе со странной историей с сейфом Свердлова, приковывают к нему внимание многих исследователей как к подозреваемому в организации этого покушения на Ленина: