Размер шрифта
-
+

ВЧК в ленинской России. 1917–1922: В зареве революции - стр. 39

Другое дело, что их сначала действительно «переквалифицировали» из удобных в 1918 году монархистов-черносотенцев в сторонников эсеров, ловко связав все покушения в один узел вокруг правого крыла ПСР, а позднее опять представляли белогвардейцами-монархистами. А в 1936 году о террористах из Союза георгиевских кавалеров опять вспомнили, реанимировали версию о террористах-монархистах, и давно ставшего обычным советским журналистом в провинции Ушакова арестовали вторично и расстреляли спустя два десятка лет после тех событий.

Именно эти нестыковки и позволяют современным сторонникам версии о чекистской провокации для начала «красного террора» обвинить эсеров-эмигрантов в тщеславной попытке взять на себя чужие террористические акции, преувеличивая свои заслуги в борьбе с большевизмом, чем они только подыгрывали официальной советской трактовке событий. Правда, ЦК партии правых эсеров однозначно отрицал свою санкцию боевикам на убийство Ленина или Урицкого, а выведенные в 1922 году на судебный процесс оставшиеся в России лидеры эсеров повторяли то же самое: Семенов, Коноплева и Каплан в партии состояли, но ЦК партии им приказа об этих терактах не отдавал. Они не отрицали, что Каплан заявляла о своей готовности убить Ленина, но полагали ее выстрелы индивидуальным актом, от которого сами же в 1918 году свою сподвижницу отговаривали. Член ЦК партии эсеров Донской в своих показаниях даже передал образно дух этой беседы с Каплан, приведенной к нему Семеновым: «Иди, милая, проспись! Он не Марат, и ты не Шарлотта Корде» – так разговаривают с малыми детьми или безумцами.

Окончательно вину на эсеров в эпопее с ранением Ленина и убийством Урицкого советская история смогла возложить именно после этого суда над партией эсеров летом 1922 года, поставившего точку в легальной истории этой партии в России. Обвинение здесь держалось на тех самых показаниях бывшего лидера группы боевиков эсеров Семенова (Васильева) и на показаниях такой же раскаявшейся эсерки Коноплевой, которых многие историки сейчас называют изначальными провокаторами ЧК. Специально к суду в чекистской типографии даже выпустили отдельную книгу Семенова «Военная и боевая работа партии эсеров за 1917–1918 годы», – приказ о печатании этого опуса в типографии ВЧК дал лично заместитель председателя этой спецслужбы Уншлихт. А сам Семенов к тому времени уже вступил в партию большевиков и даже послужил некоторое время непосредственно в ЧК. Разумеется, в свете этого трудно доверять показаниям Семенова с Коноплевой, которым один из главных подсудимых на этом процессе и член эсеровского ЦК Гоц прямо в зале суда бросил: «Вы так прозрели на службе в ЧК?»

Тем более в их показаниях, бывших десятилетиями почти единственной основой советской версии этих громких покушений, те же явные нестыковки, бросающиеся в глаза. Включая рассказ Семенова, как он лично травил ядом кураре пули для покушения Каплан на эсеровской явке на пару с лидером боевого крыла партии Соколовым, – сейчас тщательный химический и медицинский анализ полностью опровергает версию о наличии яда на пулях из ран Ленина. Да и тогда привлеченные к делу эксперты сомневались в наличии яда на пулях, как ни настаивал на том раскаявшийся под диктовку ЧК террорист Семенов. Они указывали, что это технически почти невероятно: нанесенный яд в жидком состоянии на пуле будет ничтожно мал, чтобы причинить жертве более серьезные проблемы, чем сам попавший в нее свинец.

Страница 39