Вчерашняя мышь. Сборник прозы - стр. 13

– Ничего этого не было, – твердо сказал Лебедев.

– Чего именно? – спросила Сингулярность.

– Кто я по профессии, скажите? Почему на такое ответственное задание решили послать именно меня?

Сингулярность не ответила. Изобразить на лице какую-то внятную эмоцию у нее тоже не вышло.

– Деактивируйте эту личность, Сингулярность. Сохраните память и деактивируйте. Ничего не… Или… Стоп!

В этот самый момент его едва не ослепила сине-белая вспышка, он на секунду потерял концентрацию, и кабинет Сингулярности исчез. Сильный порыв ветра бросил в лицо холодные колючие капли, а потом по небу, пробирая Лебедева до костей, прокатился сердитый раскат грома.

– Подождите, – сказал Лебедев. – Дайте мне пару-тройку минут. Хорошо?

Глубоко вдохнул, на несколько секунд задержал дыхание, потом выдохнул и направился к двери. Вошел в платформу, быстро прошел по коридору. Сначала остановился возле камеры, в которой ждал Ахав, но передумал, почти поднеся ладонь к сканеру. Быстро облизнул губы и прошел дальше.

Доступ разрешен. Дверь бесшумно исчезла в стене слева. Шульгин сидел за столом, скрючившись, как великовозрастный ученик за партой не по размеру.

– Шульгин, – начал Лебедев с порога.

Замученный голодный психолог медленно повернул голову.

Лебедев не двигался.

– Вы ведь считаете, что этого делать нельзя? Но если вы с этим вашим тестом правы, то это нелогичная установка, и я могу называться человеком. Верно?

Шульгин молчал.

– Отвечайте!

– Как странно все вышло… Я действительно считал, что должен был найти детонанта, жутко переживал из-за этого, но все больше и больше запутывался в них и их историях.

Шульгин отвернулся и стал смотреть куда-то туда, где стена превращалась в потолок.

– Сотни их, биооргов, машин и людей, проходили через меня каждую неделю, и я понимал, что всем им необходима какая-то помощь. Причем вне зависимости от того, оказывались ли они людьми в моем представлении. Нет, скорее, конечно, в представлении теста.

– Ближе к делу! – Лебедеву страшно нравилось чувствовать гнев и нетерпение. – Даже сам факт того, что я пришел к вам, означает, что ваш тест не работает.

– Я перестал видеть какой-либо смысл в человечности, друг мой. Среди сотен миллионов когнитивных искажений, наполнивших существа люботов и людей, я потерял нить, потерял зацепку, которая могла бы привести меня к ответу. А затем все было кончено. Чувство безысходности освободило меня. Я все понял.

– Ничего вы не поняли.

Лебедев сделал полшага вперед.

– Вы больной человек, Глеб.

– Нравится думать, что можете существовать вне пределов логики? – Шульгин оживился. – Тогда попробуйте, Разум, возьмите на себя ответственность. Уничтожьте эту штуковину.

Была темнота. Через неопределенное количество времени в этой темноте раздался звук, как бы механический вздох. Больше ничего не изменилось и долго не менялось. Спустя еще какое-то время к нему, тому, кем я был, начала возвращаться память: он понял, кто он, где и почему оказался.

Узнавание не сопровождалось эмоциями: я никак не оценивал эту темноту, я ничего не думал про опыт, слой за слоем восстанавливающий мою личность. Лучше все-таки сказать «его личность», потому что отдельный от него я тоже существовал, как сознание внутри сознания.

Говорю «он», но там было другое, вы просто вряд ли поймете, ну или я не сумею внятно объяснить механизм идентичности этого существа. Пусть останется «он».